Елена Четвертушкина - Нетленка

— Мотя, прекрати. Ты что, предлагаешь объяву вывесить — «Тарки не обслуживаются»?! Так я запросто, потому что все сочтут это самой остроумной хохмой сезона, и набьются под завязку. Или намекаешь, что надо тебе пулемет купить? — нет, не куплю, потому что, во-первых, ты в пулеметах понимаешь, как я в микробиологии, а во-вторых, это будет плагиат.

— Что такое плагиат? — деловито спросил Мотя.

— Это значит слямзить чужую идею. А в Суони, как ты знаешь, не воруют.

Мотя задумался. А подумав, сказал:

— Хорошо. Я их обслуживаю. Но приваживать — нет! Не дождетесь!

И тут же прикинулся страшно занятым, начал протирать оставшуюся с обеда посуду со страшным визгом, уходить на кухню, искать что-то… Он ещё жил у нас с Габи, потому что после исчезновения детей дом сделался просто-таки необъятным; к тому же мы опасались, что Мотю перехватят конкуренты. Я покрутила головой, записала для верности Мотины перлы (чтоб рассказать потом у Дуга — тарки оценят!), и стала соображать, чем всё-таки они его ушибли.

Нет, конечно, тарки — удивительный результат удивительного эксперимента, — безусловно поражали воображение. Мы-то с Джой за четверть века попривыкли, но поначалу… Кто смотрел фильм «Когда откроется перевал», или до того крут, что читал мою одноименную книгу, где я описала свои первые впечатления от знакомства с Суони и её историей, наверняка должен помнить, что интерес к вялому сюжету сильно подогревает сквозная тема тарков — таинственных невидимок. В книге — клянусь! — я старалась удержаться от сарказма, но мало преуспела. Меня можно понять — и Мотины диатрибы, и мой скепсис были всего-навсего реакцией на шок: тарки, этот ювелирный гибрид книжного червя со спецназом, у любого неподготовленного человека вызывают чувство, лежащее где-то на полдороги между здоровым ужасом и нездоровым любопытством.

Очень хотелось закрыть глаза и открыть рот.

…Напомню: «Перевал» — история юнийского мальчика, попавшего после школы в армию и отправленного воевать к нам на Крышу Мира. Тогда пограничные инциденты были делом обычным. И, как почти всегда, их отряд оказался заведен в горные дебри, рассредоточен и выбит. Раненого героя подбирают суонийцы, но, вопреки слухам, которыми пугали новобранцев, не добивают, а выхаживают. Он приходит в себя в одной семье, в крошечной деревушке на взлобье горного кряжа. Чтобы сбежать, ему явно не хватило бы подготовки — кругом непролазные горы, поросшие непролазным лесом. В приютившей его семье требовались рабочие руки — она недавно потеряла единственного сына. Отнеслись к чужаку и вправду по отечески: объяснили на ломаном юнийском, что надо уважать старших, не воровать, работать, и учить язык. Ничего невозможного не требовали, за стол сажали вместе с собой, одевали в самое тёплое, потому как не привык мальчик, простудится ещё… В общем, очень скоро парень себя почувствовал, как у родни, только очень дальней. Он глядит во все глаза на никогда не виданный быт, быстро сходится со всеми, потому что молод, любопытен и до жизни жаден. Через год, пообтесавшись и научившись многому, дождавшись, когда откроется Перевал (единственное место, где можно было вернуться в Юну не по воздуху), он всё же уходит. Но уже с собственными мыслями в голове: чтобы вернуться через 10 лет полевым хирургом, и погибнуть на том же Перевале, но уже защищая Суони от бывших своих соотечественников-агрессоров.

…Впервые герой фильма слышит о тарках за стаканчиком у камелька. Некто охотник рассказывает жуткую историю, в которой фигурируют: сам рассказчик (травивший лису по первому снегу), лиса (коварно вставшая на след случайного тарка, и предательски затем исчезнувшая), и сам тарк, немало озадаченный погоней. Далее рассказ становится бессвязен, переходит в стадию пугающих междометий, теряет логику и смысл (то ли тарк забросил охотника на сосну, то ли наслал на него Пордрезуху, то ли вообще обернулся стаей волков) — только возвратился рассказчик домой без ружья и шапки, живой, невредимый, но напуганный до икоты.

Потом в фильме тарки упоминаются регулярно, обычно в деревенском фольклоре, замещая европейскую Бабу-Ягу: не будешь слушаться бабушку — тарк заберет… И вот наконец герой видит тарка воочию.

Как-то под вечер в деревне начинается какая-то непонятная сдержанная суета, упорно избегающая задов заброшенной, крайней к лесу бани. Пугающие междометия и загадочные иносказания односельчан донельзя интригуют героя, и он, конечно же, устремляется поглядеть, что там такое. И видит: на границе бывшего огорода, возле ручья, лежит в позе эмбриона человек в чем-то черном. Успевши за зиму привыкнуть к чётко организованной и безотказной суонийской взаимовыручке, совершенно не понимая, что за отчаянные знаки делают ему односельчане, герой подходит вплотную, и видит… Внезапным наездом камеры в крупный план — фигура, по самые глаза занавешенная чёрным платом; в животе фигуры зияет вполне себе смертельная рана, происхождения, скорее всего, животного — с тигром характером не сошелся?.. С гризли?.. Последнее время действительно какой-то тигр повадился таскать деревенских собак, даже собирались идти его выслеживать всем миром…