Андрей Рубанов - Финист – ясный сокол

Да, это был Золотой Век: как я себе его представлял по рассказам школьных учителей.

И младший Финист, наследник сверкающей и неоспоримой славы своего великого отца, тоже выглядел как порождение Золотого Века, как лучшее дитя, которое может родиться от лучшего родителя, как образчик благородства и физического совершенства.

И, разумеется, в этом совершенном, прекраснейшем, ясноглазом юноше был свой изъян; не бывает совершенства без изъяна.

Его лицо – если очень внимательно всмотреться, напрягая зрение, – хранило отчётливые, резкие следы старых ран, грубых, заживших порезов на скулах, на губах, на лбу.

Для меня, привыкшего к боли, к травмам, к рассечениям и переломам, эти следы на бронзовом лике княжеского наследника много значили.

Я увидел: однажды ему сильно досталось; однажды он влез головой вперёд в смертную западню и чудом уцелел.

Но толпа на площади, конечно, не хотела изучать шрамы на лбу жениха; плевать, какой у жениха лоб, всем была нужна невеста.

Её я тоже не знал, но полюбовался. Прямой нос, гордая грудь, в золоте и серебре от макушек до пят, самоцветные камни в ушах и на пальцах, а за спиной – свита из дюжины товарок, таких же юных, сверкающих глазами и богатствами.

Пока они шли по главной улице, в сиянии золота, в свете сотен факелов, под дождём из цветных бумажек и розовых лепестков, – народ азартно шумел, свистел и выкрикивал имена молодых.

К сожалению, в оре тысяч глоток я не сумел расслышать, как зовут невесту. Но невеста меня не интересовала.

Внизу, у дикарей – у всех племён и народов, мне известных, – был в ходу хороший обычай, имеющий большую практическую пользу. В день свадьбы любой гость мог обратиться с любой просьбой к жениху, невесте, их родителям и членам их семей – и такую просьбу обязательно следовало уважить. Свадьба считалась священным актом, очищающим дух всех её участников. В день свадьбы, когда семейными узами скреплялись не только двое молодых людей, но и оба их рода, – примирялись старые недруги, прощались обиды. И даже – в не столь уж редких случаях – насовсем прекращалась кровная вражда.

В моём небесном народе такого обычая не существовало.

Но теперь, размышляя о причинах появления в моей жизни бескрылой Марьи, обладательницы бронзовой трубы с полированными подзорными линзами, давней возлюбленной княжьего отпрыска, да притом решительной, отважной и, прямо сказать, отчаянной девушки, – я всё чаще думал, что Бог Света посылает мне возможность поправить мою искривлённую, погубленную судьбу.

Я не знал, как это сделать, но точно понимал, когда сделать.

Сейчас. Сегодня, или завтра, – пока гудит свадьба, пока люди расслаблены.

Мне следовало напрячь свой разум, обленившийся за два десятилетия, и придумать ловкую игру, в которой все лучшие ходы совершают две главные фигуры.

Я и Марья.

Моё вожделение давно пропало. Провести ночь, или две, или пять ночей с горячей дикаркой, истекающей соками, – это, конечно, прекрасно. Но она любила Финиста. Не меня.

Я глядел на него, физически совершенного, облитого золотом, с напряжённым взглядом, умным, но сильно затуманенным, и понимал, почему она отталкивала меня с таким презрением.

Я был ему не чета, конечно. Глупо сравнивать молодого со старым. По сравнению с княжьим сыном я был никто.

Я был грязнее, беднее, скучнее, и я не имел такого интересного и прекрасного окружения.

Призна́юсь, то был невесёлый момент. Я сильнее прижался к тёплой бамбуковой крыше, проглотил комок в горле и решил, что эта девчонка, земная бескрылая Марья, при всех её достоинствах, к сожалению, мне не достанется.

А могла бы достаться. Если бы я захотел – добился бы её, что-нибудь придумал, соврал, наплёл, как говорят дикари, «с три короба», оставил у себя в берлоге, напоил бы. Но нет – привёз в город, к любимому.

Уступил её другому.

Красивому богатому мальчику.

Ничего, подумал я. Жизнь сегодня не закончилась. С девушкой мне повезёт в другой раз, а теперь следует подумать, как обернуть дело с Марьей для собственной пользы.

Перед дверями Храма главный жрец – я забыл его имя – велел жениху и невесте развернуться лицами к собравшимся, взял их руки и соединил.

Толпа запела гимн. Простые слова, мотив ещё проще: эту старую песню мы учили ещё в школе.