Андрей Рубанов - Финист – ясный сокол

Обычно женщины-дикарки тяжело переживают этот период: они привыкли, что их дети, зачатые от соплеменных земных самцов, летать не умеют, а только ползают.

Многие из них испытывают страх перед собственными детьми.

Почти все такие бескрылые самки, прожив в Вертограде несколько лет и родив сожителю (или мужу) нескольких детей, возвращаются на поверхность, а детей своих оставляют в Вертограде.

Бывали и случаи самоубийств, когда женщины по собственной воле прыгали с городской стены вниз.

Но в общем их судьба одна: подняться в город и родить кому-нибудь из наших мужчин двоих-троих детей. А потом – исчезнуть.

Обычно они сами просят, умоляют сожителей и мужей, чтобы те вернули их на землю.

И мужья однажды уступают.

Бросив сытую, удобную жизнь, бросив собственных детей, эти женщины покидают город и возвращаются в свой обычный мир.

Их никто не осуждает. Их судьбой – после исчезновения – интересоваться не принято.

Толпа зашумела.

Из княжьего дома вывели, под крики зевак и гром барабанов, жениха и невесту.

Нестерпимое сияние переливалось в складках их золотых одежд.

Я напряг зрение, чтобы рассмотреть подробности.

Жених, Финист-младший, – единственный сын князя, наследник верховной власти, – выглядел нездоровым и худым, однако держался прямо и смотрел твёрдо. Болезненность лица была замаскирована слоем золотой краски и сурьмы.

За женихом следовали его друзья, представители лучших семейств, также все в золоте, весёлые, заметно хмельные, с такими же сильно и ярко раскрашенными лицами.

Невеста была красива и стройна, с огромными синими глазами, тёмные волосы убраны в жемчуг; а сверх того – явно отличалась идеальным здоровьем и решительным настроем.

За ней шли её подруги в самых невероятных нарядах, какие только можно вообразить, в густейшем золотом и серебряном шитье, с запястьями, унизанными драгоценными браслетами, с самоцветными камнями в ушах, с тяжёлыми фамильными бронзовыми медальонами, доставшимися от прабабушек.

Следом за ними валили толпой прочие друзья, подруги и родственники, все как один столь же юные, счастливые и разодетые в пух и прах.

Всем им, включая жениха и невесту, было по пятнадцать – семнадцать лет; они родились уже после того, как я бежал из города; я никого из них не знал, это было совсем незнакомое мне поколение, молодые из Внутреннего Круга, дети моих друзей, соседей, одноклассников; если бы я не был изгнан, если бы остался, женился – моё потомство тоже сейчас танцевало бы в плотной, полупьяной свите княжьего сына.

Я тогда, на той крыше, таясь в темноте, дыша ледяным паром, глазея на праздник молодых – понял, что всё, проиграл; отстал от жизни.

Двадцать лет в бегах – это много даже для птицечеловека.

Лицо княжьего сына я, конечно, высмотрел в первую очередь.

Этот парень, совершенно мне неизвестный, на вид – едва оперившийся юнец, однажды должен был унаследовать верховную власть в моей расе.

Высокий, очень крепкий, с хорошим разлётом плеч, с выдающимися ключицами, осанистый, мягко шагающий – молодой Финист во всём продолжал породу своего отца, крупнейшего, значительного лидера, исполина божьей милостью.

Финист-старший правил городом на протяжении полувека.

Он считался жёстким, при нём конфликты между горожанами пресекались мгновенно и безжалостно; на самом же деле в правление старшего Финиста наша раса увеличилась числом, и ни один птицечеловек не был предан смерти, а изгнаны – единицы (я в их числе).

В последние годы в городе открыто говорили, что его правление войдёт в анналы и хроники как золотой век расы людей-птиц.

Князь Финист не был самым умным или самым сильным политиком – но был самым осторожным, а главное – дальновидным.

Он фактически отменил наказание для молодых людей, посещавших поверхность без официального разрешения (а таких было – каждый второй).

Он узаконил браки между бескрылыми женщинами и крылатыми мужчинами (что, собственно, и явилось причиной подъёма рождаемости).

Он никогда не опускал город ниже семнадцати тысяч локтей от поверхности, и никогда не передвигал его южнее первого холодного температурного пояса. Наша раса не знала ни тепла, ни сырости: мы росли в самом сухом и холодном воздухе, который только можно себе представить, мы привыкли к суровым условиям и закалились; в правление князя Финиста средний рост взрослых мужчин нашей расы увеличился почти на половину локтя.

И всё шло к тому, что князь Финист-старший будет, во славу Солнца, править небесным городом ещё двадцать, или тридцать лет, или больше; весь мой народ, как я видел теперь, сидя на крыше и наблюдая бурление хохочущей толпы, – смотрел в будущее уверенно и прямо.