— Нет, не бывала, — отозвалась она улыбчиво.
А у него вдруг отчетливо забурчало в животе, — он встал и решительно огляделся:
— Чтобы не жариться на солнцепеке, откроем-ка мы хижину!
Она щурилась, глядя на него, и, смеясь, закрывала подбородок и губы цветами.
Под ступенькой, где обычно прятали ключ, его не оказалось. Валентин озабоченно почесал затылок — и прошел за крыльцо, к окну. Форточка была открыта, он подтянулся, держась за наличник, отщелкнул верхний шпингалет и влез в окно. Как и прежде, в боковой комнате стояли две кровати, шаткий столик, забитая книжками этажерка. Он зажмурился, ожидая услышать голоса…
Он повесил на спинку стула пиджак, снял очки, через кухню прошел в полутемные сени. Распахнув дверь, увидел, что незнакомки и след простыл.
— Что же ты, а! — укоризненно сказал он сонной от жары собаке. — Тоже, е-мое, страж! Такую Анжелику упустили!..
В сенях он уловил аромат свежего соленья, сдобренного смородиновым листом, укропом. «Ба, — принюхавшись, сказал он себе, — малосольные огурчики!» Поискал кадку с огурцами и, не обнаружив ее, наведался на кухню — заглянул в буфет, в холодильник, произвел ревизию на столе. Он ел хлеб, суп в кастрюле, картошку на сковороде, колбасу, ел все подряд и ворчал:
— Во живут, — на широкую ногу! Ну, заелись!..
В боковушке он покурил, снял туфли и, отогнув на кровати покрывало, лег. И тихо, легко сделалось у него на душе: как будто не было за плечами дороги, далеких странствий и всей неухоженной жизни вдалеке от дома, от родных.
Он услышал, как скрипнула калитка, хлопнула дверь в сени, и встал. Вбежала Юлька, с размаху кинулась ему на шею.
— Валя, здравствуй! Написал бы, или телеграмму… Встретили бы!
Он легонько отодвинул сестру, щелкнул пальцами.
— Явочным порядком, привет! Как вы тут, е-мое? Где Игорь?
Юлька сказала, что живут они нормально, батя на заводе, мать сейчас подойдет, а Игорь на рыбалку уехал. Валентин достал из портфеля брошку, отдал сестре. Она сразу к зеркалу, приложила брошку к груди.
— Спасибочко! А маме?
Присев над портфелем, Валентин порылся в нем, вынул ту, пластмассовую, вазу; подумав, достал еще толстую книгу в суперобложке. Юлька полюбовалась вазой, полистала книгу.
— Чудненько! На каком это языке?
— На казахском. Это для бати.
— Разве он казах? Как он станет читать?
— А зачем ему читать? Ему… для коллекции.
Юлька вдруг спохватилась.
— Ой, ты же голодный, верно! Сейчас я картошку разогрею, молоко навроде было…
— Да не беспокойся, я перекусил, — сказал Валентин. — Тут к тебе приходила одна, ждала.
— Тамара? Что же, не дождалась?
— Исчезла. Как дым, как утренний туман…
Скрипнула калитка, хлопнула дверь; это пришла Настасья Авиловна. У порога она скинула туфли, и, увидев Валентина, подалась к нему.
— Валя, приехал, — тихо и печально проговорила она.
У Валентина задрожало лицо. Он кашлянул, сбивая волнение, и обнял мать за плечи.
— Привет, мамсон, — проговорил с преувеличенной бодростью, чмокнув ее в щеку… — Как вы тут?
— Ничего, живы-здоровы, — торопливо говорила мать, оглядываясь, и на щеке у нее забился живчик. — Давно ли ты?.. Да ты, верно, голодный с дороги? Юля, а Юля, где ты там? Ставь суп разогревать!
Юлька не отзывалась, занятая чем-то в своей комнатушке. В глазах у Валентина проблеснуло смущение.
— Я уже ел, — сказал он. — И суп ел.
— Ну что это за еда! — продолжала мать. — Юль, куда у нас хлеб подевался?!
— Так я с хлебом ел, — ввернул к слову Валентин.
— Суп, хлеб… Вот я сейчас яишенку с колбасой спроворю.
Она открыла холодильник. Валентин понемногу отступал, косвенно глядя в потолок.
— Юля, а колбаса у нас где?
— Я колбасу тоже ел, — небрежно признался Валентин.
— Тут еще молоко было, — не столь уж уверенно проговорила мать.
— Не беспокойся, мам, — я его выпил.
Настасья Авиловна соболезнующе поглядела на сына, тощего, бледнолицего, — и живо снарядила Юльку в магазин.
Отец после работы сегодня надел не пижамную куртку и шаровары, в каких обычно ходил дома и в саду, а белую глаженную сорочку и выходные брюки и сел за стол.
— Автогеографию твою я в общем представляю, — сказал он Валентину. — А вот посмотреть бы трудовую книжку. Или она у тебя в багаже?
— Нет, отчего же, при мне. Сейчас показать?
Валентин повернулся кругом налево и через минуту подал книжку отцу, готовый к нелицеприятной беседе.
— Ты совсем бюрократ, батя, стал. Сыну родному без документа не доверяешь!
Читать дальше