Борис Ольхин - Осенние жаворонки

Разоспаться им особо не дали. Только, кажется, приклонили головы, как раздался голос дежурной из-за переборки:

— Бригада Авдеева — на паровоз!

Поднимались нехотя. Поели наскоро что у кого было в «шарманке». Глеб на еду и смотреть не мог, лишь попил воды из графина; чувствовал он себя разбитым, сердце билось болезненно, и во рту не проходила шершавая сухость. Оделся кое-как, к депо плелся сзади своих. Что-то с ним было неладно, он с трудом переставлял ноги.

Занимался день, такой же морозный и ветреный, как и ночь. У депо и на станции от паровозов облаками вздымался пар, и в утреннем воздухе гулко звучали гудки, далеко разносился стук колес по промерзлым рельсам… Дядя Саша взбодрился на утреннем морозце, нос и щеки у него закраснелись; он притопывал своими тупоносыми башмаками и их, помощничков, взбадривал:

— Что вы головы повесили, мои соколики?! Кто охоч до «Беломора» — налетай! Сейчас подцепимся, раскачаем составчик — и к полудню дома будем, мужики. Там, Федор, и доспим!

Выехали на станционные пути, подцепились к составу. Глеб тыкался по будке, пошатываясь, часто прикладывался к чайнику с водой, через силу глотал — болело горло. Предстоящий рейс, перегоны, подъемы, станции-разъезды, 150 километров пути — это казалось немыслимым одолеть. И он старался только, чтобы не заметили дядя Саша и Федька, как пошатывает его, как неверны его взмахи лопатой.

Вот дядя Саша, посмотрев на свои карманные эмпээсовские часы, тронул с места состав. Простучали под колесами стрелки. Грохоча, изрыгая из трубы дым, паровоз набирал скорость.

— А, давай-давай, родимая! Соображать надо! — покрикивал на машину дядя Саша.

В будке кидало сильнее обычного, пол плясал под ногами. В глазах у Глеба круги возникали, двоились приборы на лобовом листе. Из-под колес паровоза, из-под вагонов вихрило и завивало снежком, лицо жестко сек морозный воздух. Белым-белый высветился снаружи день, расплывчатым желтым пятном обозначилось на небе солнце. И по сторонам дороги проплывал глухой заснеженный лес.

Опять Глеб хватался за лопату, и Федька перед каждым взмахом успевал распахнуть жаркую пасть топки. Лязг и грохот то нарастали, то вдруг стихали, и Глебу словно уши закладывало ватой. «Наверно, температура, — подумал он. — Ну ничего, управимся…» Он увидел открытый семафор, крикнул: «Вижу — открыт!» И опять за лопату. Перед стрелками он сошел на лесенку. Колючий морозный вихрь рванулся в одежду и словно раздел его догола, стиснул тело холодом. Тут паровоз качнуло на стрелке, одна нога у Глеба соскользнула с обледенелой ступеньки. На миг он завис над лязгающей, несомой под колесами пустотой… Крепче ухватился за поручень. Разглядел впереди, сквозь снежное вихрение, расплывчатую фигурку дежурного по станции, пригнулся чуть. Жезл взял — днем это труда не составляло бы, если бы не это болезненное его состояние. Ладно хоть с подножки не кинуло!.. В будку поднимался через силу, вздрагивая всем телом, перебарывая предательскую слабость в ногах.

Повесив обруч с жезлом, пригнулся к машинисту, крикнул:

— Дядя Саша, пускай Федя жезлы принимает! Мне бы с подножки не загреметь!

Обернувшись к нему, дядя Саша беспокойно спросил:

— Ты, часом, не захворал?

— Да ничего. Слабость какая-то… Дочапаем!

И как выбрался с тендера Федька, сказал ему, чтобы выходил со следующей станции жезл ловить, а сам он, дескать, буксует. Федька понял, что неспроста он об этом просит, кивнул и сказал, что если не против Глеб, то он и потопит какой перегон. Глеб не против был, на душе у него полегчало — все-таки за жезлом не вылезать, да если еще Федька покидает уголь на подъемах, то и доберутся помаленьку.

Дальше пошло с какими-то провалами в памяти. Все чаще подключался топить Федька, оттесняя Глеба на сиденье. Было потом, что и дядя Саша брался за лопату…

Глебу запомнилось, как въехали на свою станцию, — медленно и торжественно-устало втягивался поезд, мимо проплывали вагоны стоявших на других путях товарных составов… Отцепились от поезда, выехали вперед за стрелки, и задним ходом — на экипировку. Он брал пудовый колосниковый ключ, прокачивал колосники, освобождая топку от шлака. Подшипники дышловые запрессовал смазкой. А еще нужно было набирать воду и уголь, песок в песочницу, получать смазку, протирать котел и будку, чистить дымовую коробку. Но это все же не под силу ему было. И дядя Саша сказал:

— Ты, Глеб, шагай-ка в больницу, мы тут управимся. А нашему начальству я мозги ужо накручу: до коих пор без аптечек ездить будем!