Борис Ольхин - Осенние жаворонки

Всю смену в прокопченном кузнечном цехе дым столбом и канонада: стук и грохот молотов, брызги искр от раскаленных до солнечного свечения заготовок, багровые сполохи печей.

У Павла Кузьмича молот самый мощный в цехе, трехтонный, — массивное орудие на двух станинах, с косыми желтыми полосами по бойку. К концу смены они с подручным Ефимом Бобылевым повыдохлись. Открыв заслонку, Ефим вытащил из печи, как сгусток огня, увесистую болванку, перекинул к молоту. Пока Павел Кузьмич, ухватив болванку клещами, перетаскивал ее на наковальню, Ефим задвинул заслонку и прикрутил вентиль подачи газа.

— Последняя, что ль? — крикнул Павел Кузьмич.

Ефим молча кивнул. Грузный с небритым, закопченным лицом, он находился в рассеянном полусонном состоянии — устал.

С первым же ударом их молот приглушил все остальные звуки в цехе. Павел Кузьмич поворачивал меж ударами светящуюся болванку, вытягивал ее в длину, придавая форму оси.

Он бросил малинового цвета поковку на песок, к другим таким же, уложенным у станины молота, и снял рукавицы; затем подвинулся под прохладную струю от гудевшего вблизи вентилятора, стащил с себя брезентовую куртку. Эти дни им с Ефимом приходилось туговато, так как второго подручного Колю Петренко послали на сенокос в подшефный колхоз.

— Ну что, Ефим, дальше живем? — обратился Павел Кузьмич к Бобылеву. — Ты не выспался сегодня? Или с женой не поладил?

— Нет, ничего такого, — ответил Ефим. — Мы спать рано валимся.

— А бриться почему перестал?

Ефим встал рядом под струю вентилятора и объяснил, что бритва у него сломалась, пришлось в мастерскую отдать.

— Теперь небритым ходить будешь? — серьезно и насмешливо разом спросил Павел Кузьмич.

— В выходной день в парикмахерскую схожу.

Подошла к ним учетчица из конторы Наташа, вопрошающе поглядела на Ряднова.

— Что, Наташа, надумала? Перековать тебя на сорок восьмой размер?! — крикнул он этой не задавшейся ростом девчушечке.

— Да ну вас, Павел Кузьмич! — откликнулась она. — Вас начальник цеха просит зайти!

Он вынул из кармашка часы — время шло к концу смены. Молоты в цехе один за другим выключались из работы. Ефим тоже умел рассчитывать: лишку заготовок в печь не насовал, чтобы кончить не позже других.

— Добро, зайду, — сказал Павел Кузьмич Наташе. — Значит, не хочешь перековываться?

— Да ну вас!.. — весело крикнула девушка и пошла дальше по цеху.

Павел Кузьмич сказал Ефиму, чтобы прибрался один, и поднялся к начальнику цеха. В узеньком кабинете с затененным окном за письменным столом сидел начальник цеха Блинков и председатель цехкома Пластухин. Они распределяли премии — кузнечный цех в прошлом месяце план выполнил, так что премиальных подбросили.

Блинков кивнул Павлу Кузьмичу, попросил подождать и опять склонился над бумагой. Он ставил авторучкой точку возле чьей-то фамилии в списке, вполголоса спрашивал: «Этот?» Пластухин наклонял гладко причесанную голову: «Можно оставить…» Чтобы заняться чем-нибудь, Павел Кузьмич взял со стола развернутый лист с машинописным текстом — перспективный план социального развития, и стал читать.

У Блинкова и Пластухина между тем вышло разногласие по поводу одной из кандидатур на премию. Начальник цеха напирал на то, что кузнец Прохоров трудолюбивый, безотказный рабочий, а Пластухин, основная должность которого была мастер ОТК, возражал:

— Он же партию бракованных поковок выдал!

— Ну и что, исправил же брак?

— А в цехе разговоры пойдут! — сердился Пластухин. — Хоть наполовину урезать надо. Вот и Кузьмич того же мнения…

Пластухина переспорить нелегко, и при молчаливой поддержке Павла Кузьмича он настоял на своем.

Когда список на премии утрясли, Пластухин передвинулся со стулом поближе к Ряднову и вынул записную книжицу.

Перелистнув ее, заложив меж страничек палец, поднял голову.

— Гостинец тебе имею, Павел Кузьмич: твой подшефный Быков за мелкое хулиганство посажен на десять суток!

В начале года Быков какое-то время работал у них в бригаде, после его перевели в другую, а наставником у него так и числился Павел Кузьмич.

— Благодарствую, — отозвался он насмешливо. — И на себя отломи… гостинца-то.

Пластухин сказал, что отломится и еще кое-кому, потому как число нарушителей по цеху не снижается.

— Твоя тут недоработка, — добавил он. — Надеялись мы на тебя: опыт есть, вон своих орлов каких вырастил! Что Виктор, что Игорь! Династия! Кстати, как у Игоря дела? В больнице он?