Борис Ольхин - Осенние жаворонки

— Сама на грани провала была, но не дрогнула. Вот, и свела нас судьба. Накрепко свела. Породнила, можно сказать… После, как наши войска подошли, мы, кто боеспособные и строевые, в действующую армию. С Юлей — ее Юльей звали — решили, что после победы я домой наведаюсь, чтобы все по совести, не скрываясь. Не мог я не объявиться, вроде как пропавшим без вести остаться. Ну, пока я с воинской частью до Германии шел, переписывались. Вернулся я сперва домой, как и было условлено. А тут ты подрастаешь, в школу скоро. Неделя проходит, другая… Не могу открыться матери я, хоть ты что! Все равно как взять и своими руками оглушить… Письма до востребования получал. И до того иной раз тяжко на душе делалось, что уйду на вокзал и до полуночи там сижу. О ней думаю, и будто к ней еду…

Он умолк. Виктор глядел на него понимающе и с некоторым недоверием:

— И что, так и не встретились?

— Где там! Зашибать я крепко стал. Катился без останову… под уклон. И сам себе не рад, и матерь горюшка хлебнула. А как Игорь родился, тут меня тряхнуло будто. Тряхнуло — и на ноги поставило. Даже курить бросил, не то чтобы пить. Там Валентин родился, Юлька. Семья стала в полном смысле. Семья, дом — они свои законы ставят.

— То, батя, другое время было, — заметил Виктор. — И не пойму я, к чему этот наш разговор. Я вроде повода никакого не давал. Все как есть на прежних позициях.

— Того и держаться надо, — кивнув, хмуро подытожил отец.

Он встал, и Виктор, доселе мало обращавший внимания на его внешность, отметил про себя, что за последнее время батя крепко сдал.

За ужином Павел Кузьмич был не в духе, хотя и силился скрыть свое состояние от домашних, которые на этот раз сели за стол во всем сборе — и сыновья, и Юлька.

— Кто вечор калитку настежь оставил? — спросил Павел Кузьмич. У него ныла поясница, покалывало в боку, и он сидел прямо, стараясь без нужды не ворочаться.

— Я запирала, — сказала Юлька, потупляясь.

— Сама отпирается, — проговорила Настасья Авиловна, садясь с краю стола, чтобы ближе к кухне. — Вертун путем приладить некому.

— Сделаем, — сказал Игорь.

Потом, будто не замечая подавленности отца, рассказал, что был на заводе, договорился — возьмут Валентина учеником токаря.

— Ты с ним и в отдел кадров ужо сходи, — подсказал отец. — Больно много у него в трудовой книжке накручено. — И, переведя взгляд на Валентина, сухо, въедливо проговорил: — Ты у нас долго ли патлатым ходить будешь? В парикмахерскую сам пойдешь, или под конвоем вести? И без прений.

Валентин хотел было сказать, что пока не полысеет, но сдержался. Непроизвольно потрогал свои волосы, ответил таким же, как и отец, тоном:

— Схожу ужо…

Снаружи донесся лай Дика, стукнула дверь, проскрипели половицы в сенях — и на пороге появился невысокий жилистый мужчина в темном костюме, с реденькими рыжеватыми усиками. Это был брат Павла Кузьмича Матвей.

— Хлеб да соль, здорово живем! — поздоровался он с порога.

Ему отозвались нестройно, всем семейством. Настасья Авиловна усадила гостя, принесла ему тарелку, вилку.

— У вас, я вижу, за столом прибыло, — говорил дядя Матвей, приветливо кивая Валентину. — Давно ли?

— Еще не огляделся путем, — сказала мать.

— Насовсем, что ли?

— Похоже, да, — ответил Валентин.

Дядя Матвей повесил на спинку стула пиджак и, взяв вилку, поглядел на брата мутно-голубыми глазами.

— Где бы ни было хорошо, а в отчем-то доме лучше, д-да… и как тут у вас, братуня, жизнь в данный текущий момент?

— Живем помаленьку. Я вот на пенсию собираюсь.

— Юбилей, стало быть, справлять будешь?

— Чего же не справить! И сегодня, жаль, припозднился ты… — Павел Кузьмич поглядел на часы. — А то бы отметили встречу.

— Не, благодарствую, — сказал Матвей Кузьмич. — Нельзя мне потреблять ее ноне. Я ведь за ради чего поехал в город посередь недели? Пром-блема — зубы разболелись. Направление дали в областную стоматологическую поликлинику. Буду консультацию проходить. Это как же я на зубного врача дыхну, если с похмелья? Вот и маюсь, и терплю всю дорогу. Такая архитектура, что рвать придется. А я это дело шибко не переношу — хоть по рукам-ногам связывай.

Тут Игорь сочувствующе сказал дяде, что есть у него изобретение такое — электрические щипцы для удаления зубов методом местной вибрации. Прибор для безболевого удаления зубов, если по-научному. Очень, мол, легко будет зубы таскать, — как семечки из подсолнуха!..

Дядя Матвей чуть не прослезился от переполнившего его чувства благодарности. Дотянулся, похлопал Игоря по плечу, одобрительно воскликнул: