Беатрис Уильямс - За морем

Тут я вдруг сообразила, что он удаляется от меня прочь с двумя другими офицерами.

— Джулиан! — позвала я, но из горла вырвался лишь жалкий хрип, так что я сама себя едва услышала. — Капитан Эшфорд! — выкрикнула я уже громче. — Капитан Эшфорд!

На этот зов он развернулся, ища в толпе источник звука, нахмурился в замешательстве. Его спутники тоже обернулись, разглядывая окружающих, однако Джулиан первым меня заметил, легко вычислив среди бредущей массы прихожан. Вскинув голову, он ждал, пока я подойду, не двинувшись с места, лишь удивленно меряя меня взглядом. В слабом сиянии горевшего поблизости дугового фонаря его недоуменное лицо поблескивало каплями дождя.

Он совсем, нисколечко меня не узнал. И хотя я заранее говорила себе, что именно этого и следует ожидать, при виде столь крайней озадаченности на его лице все же испытала немалое потрясение. В его глазах не отразилось ни малейшего узнавания.

Здесь и сейчас я оказалась для него совершенно чужим человеком.

— Капитан Эшфорд, — приблизившись, произнесла я, пытаясь не давать воли скорби, не поддаваться необыкновенной красоте и притягательности этого человека, силясь отстраниться хоть ненадолго от той всепоглощающей любви, что влекла меня к нему. — У вас найдется минутка?

Он явно хотел что-то сказать в ответ, возможно, потребовать объяснений, но в последний момент выражение его лица из подозрительного сделалось озабоченным.

— Мадам, вы хорошо себя чувствуете?

— Да, все отлично, — уверила его я, однако едва слова эти слетели с губ, как кровь резко отлила от лица, в ушах зазвенело, а колени подогнулись от неодолимой слабости.

«Не хлопнись в обморок! — мысленно велела я себе. — Не отключайся…»

Но, уже не в силах ничего поделать, я неотвратимо падала вперед. И прямо в объятия изумленного, вконец обескураженного Джулиана.

Нью-Йорк.

Декабрь 2007 года

В то утро, когда я впервые встретилась с Джулианом Эшфордом, я проснулась, тяжело и часто дыша, взбудораженная мучительной тревожностью сна, который толком и не могла вспомнить.

Тогда, не имея ни малейших причин верить во что-либо, выходящее за рамки реальности и линейной хронологии, я легко списала сон на свое чрезмерное волнение перед предстоящим днем. В ночь перед крупными деловыми встречами меня частенько посещали назойливые кошмары, хотя, надо признать, обычно мне все же удавалось как-никак выспаться. Как правило, эти видения не очень-то цепляли воображение. К примеру, мне снилось, будто бы, проспав с утра, я силюсь бежать на работу — и вдруг обнаруживаю, что, застряв на месте, еле-еле шевелюсь, а руки-ноги у меня точно из ваты и неподатливой проволоки. Или будто я из кожи вон лезу, отчаянно пытаясь играть главную роль в какой-то непонятной пьесе, которую ни разу даже не репетировала. Причем, разумеется, в костюме Евы.

Однако нынешний сон был совсем иным. Его наводняло не просто беспокойство, а какая-то паника, жуткая тревога, которая при всей своей мучительности парадоксальным образом была мне в радость. В этом сне я объяснялась с каким-то человеком. Точнее, с мужчиной. С тем, кого я сильно любила и кто был так же неравнодушен ко мне. Снова и снова я пыталась втолковать ему нечто чрезвычайно существенное, жизненно важное, но он никак не мог меня понять.

Я крепко зажмурилась, пытаясь воспроизвести какие-то подробности сна, и сердце тут же бешено заколотилось от волнения, ритмично отдаваясь в барабанных перепонках. Кто же он такой? Не отец, не приятель и явно не коллега. Ни один из отдаленных знакомых, кого я могла бы распознать. Образ незнакомца уже постепенно истаивал в моем сознании, оставляя тоскливое ощущение покинутости, полной опустошенности и крушения надежд.

Я открыла глаза и с мгновение глядела в потолок, потом решительно откинула пуховое одеяло. Приняв душ, по-быстрому оделась и поспешила на работу. Однако нехорошее предчувствие, не отступая, точно тисками сжимало мне мозг, даже когда я вырвалась наконец из подземки на пересечении Бродвея и Уолл-стрит и взмыла на двадцать пятый этаж залитого солнцем высоченного «фаллоса» штаб-квартиры банка «Стерлинг Бейтс», где меня уже поджидала Алисия Боксер.

Алисия у нас ранняя пташка. И это, пожалуй, единственное ее достоинство.

— Ну и какого хрена, Кейт? — недовольно спросила она, отметив таким образом мое прибытие. — Откуда, на фиг, взялись эти цифры дохода? Девятнадцать процентов в пять лет?