Подошёл к столбу. «Продаётся дойная коза трёх лет и маленькая козочка полутора месяцев». Купить?
На вокзале автобусном он купил два билета. Сел на скамейку. Стал воробьёв смотреть и ждать Елизавету Петровну.
Скоро автобус придёт, а Елизавета Петровна всё не приходит.
Солнышко пригрело. Вздремнул, кажись.
А может, и нет.
Подошёл мужичок.
– Что, – говорит, – хомут?
– Хомут, да размер не тот. – Борис Васильевич жестом показал, что не тот: мал, мол.
– Без хомута лошадь, – сказал мужичок, – что самолёт без крыльев. Ты куда едешь?
– В Дубки.
– А я в Двадцать второго партсъезда. Вместе поедем.
– Понимаешь, – решил пожаловаться Борис Васильевич, – жена у меня на кладбище. Я ей говорю, мал хомут, а она мне: покупай, покупай, подпилим…
– А когда я свою хоронил, – сказал мужичок, – весна была, снег таял вовсю, март… Это в Питере, на Северном… Её принесли… страх вспоминать… хо, – мотнул головой мужичок, – хо!.. яма-то под водой, просто море кругом, не в воду же опускать…
Он задумался. Борис Васильевич, не зная, что ответить, пожал плечами.
– Решили вёдрами черпать, три ведра у нас было, стали мы черпать, стали в ряд, это родственники её, Степаныч, Мокрушины двое, Женька, ну я, человек нас так пятнадцать, черпаем. Вот, черпаем – передаём… Вот. Глядим, появилась. Края. Черпаем из неё, из могилы… Сотен… не знаю… пять перечерпали, плохо убывает, вычерпаешь вед ро, а она опять, вычерпаешь, она опять… ну, мы быстрей, быстрей, вычерпали, как могли, пока могильщики туда-сюда, ремни на плечи… пока разворачивались, пока что, ну, полная опять… мать честная, что делать… и лёд плавает, не постоишь, ледяная, снег этот… Они и говорят: вот что, братцы, родственники пусть отойдут и не смотрят, пусть отвернутся лучше, а мы, говорят, сами, как сможем… Про деньги… какой разговор… с этим ладно, молчу, ребята всё равно хорошие, а мне куда отворачиваться?… Это женщинам… Берут они и в воду его опускают, гроб-то не тонет, плавает, они в комбинезонах, стужа такая, другие бы и не полезли. Нет, правда, хорошие… прыг на него, на гроб-то, он туда, под воду, они по сих вот… стоят на нём… вот так… утопили, вот так… и землю, глину эту под себя… лопатами… Я думаю, Лара, всё, прощай, Лара, и не скажешь, земля тебе пухом, прости, Лара, прости… всё лучше, чем жечь… сама хотела… Машут лопатами, под себя глину сбрасывают, и всё больше сами-то из ямы… наверх… Мы ж с ней двадцать лет вместе прожили… двадцать два… Мы ж на хлебозаводе вместе ещё… я на погрузке, она на укладке… как я бил её, когда выпью… ты что… на Первое мая, помню… ох… первая-то от меня, та ушла когда?… в шестьдесят четвёртом, я ж зверь… Падла… Зарыли… Затопили, а не зарыли, затопили жижей Лару мою… всё… стоим, смотрим… шапки поснимали, смотрим, стоим, все мокрые… и могильщики рядом стоят… Как перенёс, как пережил?… Слушай. Стоим, глядим, вдруг он всплывает, гроб, он всплывает в секунду… с Ларочкой моей, вот так, переворачивается, вот так, и торчком, торчком стоит, вот так! – он согнул руку в локте, показал, как стоял гроб.
«Автобус», – открыл рот сказать Борис Васильевич, но мурашки побежали по спине, когда увидел глаза мужичка.
А тот говорит:
– Вот так.
Встал и пошёл к автобусу.
Борис Васильевич: «Ну а мы-то что? О чём она думает? Уедет!»
Вскакивает он со скамейки, выбегает он на середину площади – рюкзачок через плечо, хомут под мышкой. Где ты, Елизавета Петровна?
Борис Васильевич наискосок, наискосок – к магазину продовольственному – за ним улица. Опоздаем – где ночевать будем? Смотрит: нет Елизаветы Петровны на улице, бугор потому что – вдаль не посмотришь.
Тут ветерок подул. Солнце тучкой прикрылось, будто кто над землёй рукой провёл, тень пробежала.
– Ну, – сказал Борис Васильевич.
1992
Впору схватиться за голову: даже на калининградский поезд билеты будут лишь по прибытии. Народ подле касс волновался, знал, что такое «лишь по прибытии». На вильнюсский – по прибытии – дали только один. На берлинский – на прибывающий – вообще не надеялись.
Елена Глебовна похоронила мужа.
– Вот и стой тут, и стой тут, – бормотала проходившая мимо цыганка; в соответствии с вечным образом, на руках у неё был младенец, а другое дитя, повзрослее, держалось за разноцветную юбку.
Подошёл молодой человек и мягким, с польским акцентом голосом обратился с вопросом к очереди, что она знает о работе буфета. На вокзале говорили по-русски.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу