Лев Трутнев - Живи и радуйся

Не без помощи разъяснений Петра Нилыча, его совета, управился я за день с тем, что намечал, и по утру собирался домой, а ночью налетела гроза. Лежа на диване в маленькой комнатке в одно окно, отведенной мне на время, я слышал, как хлестали в закрытые ставни потоки дождя, как грохотало над крышей, как журчала вода в водостоке, как жалобно скрипела жесть отошедшего от гвоздей кровельного листа, как стучали по рельсам колеса проходящих мимо трамваев, и мир деревни казался сном, дальней-далью…

Утром Петр Нилыч заметил:

– Дорогу на Иконниково наверняка расквасило. Попутка тебе вряд ли найдется. Так что побудь у нас денек-два, пока не просохнет…

Довод был резонным, и я согласился, хотя дед и матушка просили не задерживаться.

Проводив Петра Нилыча на работу, тетя Тася вдруг спросила:

– Ты когда-нибудь что-нибудь продавал?

Вопрос был настолько необычным, что я растерялся.

– Вижу, что нет, – тонкие губы у нее дрогнули в полуулыбке, под ними блеснули золотом зубы, как у Петра Нилыча, и мельком подумалось: «Чтобы ставить такие коронки, надо иметь немалые деньги, а откуда? Аптекарь-кладовщик не такая уж шишка, чтобы получать высокую зарплату…» Но мысли эти скользнули мимолетно, без зацепки.

– Сегодня среда, барахолка работает, – пояснила свой вопрос тетя Тася. – Нам надо плащ продать, а у меня давление разыгралось, да и милиция шерстит частных продавцов. А ты под студента сойдешь, скажешь, что продаешь свой, купил – не подошел…

Я не знал, что такое барахолка, как торговать, и вообще ничего из того мира, но отказать людям, по доброму приютившим меня, не хватило духу.

Тетя Тася, подавая добротный, совсем новый плащ, все напутствовала: сколько просить, за сколько отдать, что говорить, если вдруг привяжется милиция, объяснила, как ехать на барахолку, дала денег на дорогу и на пару пирожков, которые, по ее словам, можно было купить там же…

И вот я в толчее людей. Стал чуть в сторонке от ряда, на котором разновозрастные тетки и дядьки продавали нижнее и верхнее белье, одежду, обувь… Хаотично двигалась, как плыла в непонятном направлении, вся общая масса людей, края которой не было видно из-за плотности натекающих друг на друга толп. Говор несмолкаемо сотрясал воздух, давил на уши, тревожил. И эта бессистемная суета, этот разноголосый, разной тональности, шум затемнили мне и без того пасмурный день, натянули на сердце унылость. И стоял я как-то обреченно, с горькими мыслями, торопя время, чтобы побыстрее отделаться от неприятного поручения… Подходили любопытные, щупали, глядели, но, узнав цену, молча удалялись. Двое подозрительных, с лисьими мордами, раза два прокрутились возле меня, но не трогали, не задирались, как один лысоватый, чуть не вырвавший плащ из рук. Почувствовав ответную силу, он изрек:

– Плащ из военной накидки переделан, самошитка, спекулируешь…

Я ничего не ответил, но сторожился: в любой момент такие вот праведники могли разыграть балаган, поднатравить снующих мимо озлобленных на торгашей людишек – отнимут плащ, тогда ищи-свищи их, зови заступников. А их, заступников, не больно найдешь. Раза два я видел в толпе милицейскую форму и все. Неспокойный настрой начал гасить мою уверенность в себе, в успех… Тут-то и заинтересовался плащом молодцеватый на вид мужик.

– Откуда плащ? – Он потрогал ткань, поглядел зачем-то швы.

Я сразу почувствовал, что дядька этот не простой, с тайностью.

– Купил здесь же по весне, – как можно спокойнее ответил я, помня наказ тети Таси, – деньги понадобились срочно – продаю.

– Сам откуда?

– А вам зачем? – держал я голос.

– Интересно. Плащ хотя и сшит добротно, но кустарно, на дому.

– Ну и что? Какая мне разница, кто его сшил? Я, когда покупал, не спрашивал.

– Разница есть. Тут спекулянты этим занимаются. А то дело незаконное, подсудное. Небось знаешь? Документы есть?..

Чем больше наседал на меня этот уверенный в себе мужик, тем сильнее охватывала меня тревога.

– Я из деревни, несовершеннолетний, какие документы?

– Что, в деревне покупателя не нашлось на такой плащ или в районе, сюда ехал. Не далековато ли?

Откуда-то из потока людей вынырнул милиционер и к нам.

– Забирай и этого, Углов, будем разбираться. – Настырный дядька вынул из кармана документ, мелькнул им перед глазами. – Лейтенант Ивлев, ОБХСС…

Слабина давно гнула мне колени, а тут вовсе дрожь плеснула по телу, как маком обсыпала.

– За что? – все же не уронил я голоса.

– Там разберемся. – Он махнул рукой, а угодливый милиционер крепко взял меня за локоть.