Дина Рубина - Наполеонов обоз. Книга 2. Белые лошади

Последний их разговор Стах мог бы воспроизвести дословно спустя даже двадцать лет. И воспроизводил – мысленно, особенно в бессонные ночи, особенно в другой своей стране, пытаясь представить: что было бы и как повернулась бы его судьба, не произойди этого разговора?

Он вошёл и увидел, что старуха спит (в последние дни она почти всё время дремала), – и сел рядом на стул, чтобы не тревожить её. Так странно: под конец в её лице проявилось нечто патрицианское, особенно когда она лежала с закрытыми глазами. Впалые щёки, окостенелый высокий лоб, упрямый подбородок – этот неприступный образ годился на этрусское надгробье. Бывало, посидев так минут тридцать, Стах поднимался и покидал палату. Потом ей сообщали соседки: «Внук приходил, такой вежливый мальчик, – сидел, смотрел на вас, Вера Самойловна, а будить не стал». «Да, – отзывалась она, – он сообразительный. Поди, решил, что я концы отдала, а дел-то у него навалом». Соседки, которые часто сменялись – отделение было онкологическим, – считали, что старушка груба, невоспитанна и в целом недостойна такого хорошего внука.

Вдруг она открыла глаза. Увидев Стаха, сморщилась в улыбке, медленно прошептала:

– А я знаю, кто ты…

«Ну, здрасте!» – подумал он с горькой досадой: надеялся, что ум и память останутся с ней до последней минуты.

Сел в ногах у неё, терпеливо проговорил:

– Ясно, что знаете, Вера Самойловна. Я – Аристарх. Вот, явился рассказать, как…

– Погоди, – прошелестела она. – Прекрати говорить со мной как со слабоумной. Я подыхаю, конечно, но ещё не спятила… Просто сегодня ночью проснулась, думала о тебе и вдруг поняла. Странно, что раньше не сообразила, не сопоставила: имя-то редкое, и фамилия явно… перелицована. А на рассвете задремала… и вдруг меня будто растолкали и объяснили. Как вспыхнуло: вот начало этой истории.

– Ничего не понял, – криво улыбаясь, проговорил Стах, – кроме того, что после такой речуги вы скиснете.

– …Конечно, скисну… У меня сил осталось с гулькин хер. Вот и не мешай. – Она шевельнулась и выпростала руку из-под одеяла. Наставила на него палец, как наставляла дирижёрскую палочку на репетициях оркестра:

– Помнишь, я упоминала: Аристарх Бугеро, адъютант-переводчик Эжена де Богарне, вице-короля Италии. Про Богарне точно рассказывала…

– …раз пятьсот.

– …блистательный полководец, пасынок Бонапарта. В двадцать четыре года фактически оказался правителем Италии – пацан, что такое двадцать четыре года! – а мощно начал: ввёл Гражданский кодекс, реорганизовал армию, строил школы, больницы, каналы… Государственный ум… подданные его обожали.

– Вера Самойловна, да хрен с ним, с этим Богарне, вы сейчас иглу потеряете…

– …это он сопровождал «Золотой обоз»…

– …и откуда у вас только силы берутся – руками махать! – воскликнул Стах. – Спрячьте руку под одеяло… вот так…

– …тот самый легендарный обоз с фантастическими ценностями, который бесследно исчез. По сей день его ищут… водолазы… гробокопатели… и вся эта воспалённая кодла… Романтики! Версий много, а истина та, что обоз попросту разграблен. Причём всеми желающими.

Стах приподнялся, поправил на тощей груди одеяло, проверил, как держится игла капельницы в дряблой старческой вене, отметил, что минут через двадцать нужно менять раствор.

– Так вот, Аристарх Бугеро при нём был. Точнее, он сопровождал обоз лишь в начале пути, затем по высочайшему приказу был отправлен один в дорогу с особым грузом…

– …с алмазными подвесками королевы, – подхватил Стах, как обычно легко заводясь, – к герцогу Бекингему, надо полагать. Вера Самойловна, вам просто нельзя трепаться, вы отнимаете у себя же последние силы.

– А на черта они мне, эти силы, – ангелами дирижировать? Ты слушай-ка. Ему для тайной миссии предоставили лучшую лошадь белой масти, чуть не из-под зада самого императора. Впрочем, и её не пощадил русский мороз… Как Александр Первый обронил про своего фельдмаршала: «Старику весьма пособил «генерал Мороз». Ты погоди… ты слушай, это важно – для тебя.

– Ну да, – Стах усмехнулся. – Знаю-знаю. Всё это со мной произойдёт.

– Точно, потому что никакой он не Бугеро, это имя французское, для удобства переиначил… Имена как перчатки менял… А был он – Ари Бугерини, единственный сын-оболтус уважаемого венецианского врача. Ценимого местной знатью настолько, что его семье разрешено было жить за стенами гетто… Прикинь: ведь тогда все венецианские евреи с наступлением темноты должны были уползать, как раки, на территорию своего кичмана и ворота на ночь запирать. Лишь с того дня, как Наполеон высочайшим указом даровал свободу всем народам Европы… кстати, когда это свершилось, Аристарх?