Дина Рубина - Наполеонов обоз. Книга 2. Белые лошади

– Я женат.

Дама, видавшая его в компаниях (всегда одного), проводившая с ним ночи (и никто не беспокоил его звонками из дому!), ошарашенно умолкала, не решаясь углубляться в матримониальную тему. Уж такое было лицо у этого доктора: не располагающее к выяснению отношений. На этом связь, как правило, чахла и угасала. Стах понимал это: кому из женщин хочется чувствовать себя пристяжной. Понимал, и просто переставал звонить.

Вот и с Ципи они по-товарищески переспали раза два, и та сказала ему:

– Сделай гостевую визу, пригодится. А насовсем уезжать… – она хмыкнула и пожала плечами: – Зачем? Здесь так интересно!

Визу он сделал месяца через три – Лёвка прислал приглашение, а к тому времени Стах так по нему соскучился, что подумал: почему бы не смотаться на недельку: здесь грязь и дожди, там солнце и море. По телефону друг его звучал неплохо: новые репатрианты Квинты сняли квартиру в Хайфе, Эдочка устроилась мыть полы в какой-то стоматологической клинике, Лёвка на курсах учил иврит (Лёвка! учил! иврит?!), готовясь к экзамену «на врача»; а пока что вкалывал санитаром в больнице Рамбам.

Хм-м… Рам-бам… Бим-бом… Тум-бала-лайка… Чёрт знает что!

За гостевой визой он съездил в Москву, выстоял кошмарную очередь в израильское посольство на Ордынке. Очередь была взбудораженной, напористой, ругливой… и одновременно подобострастной. Накануне прошёл дождь с первым снегом, под ногами чавкала грязь, перемешанная ботинками и сапогами. Он стоял, уткнувшись в книжку, медленно продвигаясь к пластиковому барьеру, за которым поджарые чернявые люди сноровисто сортировали всю эту пёструю алчущую паству в строгую очередь.

Вдруг ему под ноги подбежал – как подкатился – пацан лет четырёх. Сунулся кудрявой башкой между коленей, словно хотел пробраться в глубину толпы или высматривал кого-то своего. Стах присел на корточки – разглядеть налётчика. Мальчишка оперся о его колени обеими руками, подпрыгнул и невозмутимо уставился синющими глазами: промытый дорогим шампунем, заласканный, наверняка заваленный игрушками, непуганый ребёнок.

– Ты что, потерялся? – спросил Стах, любуясь забавной мордахой. И сразу откуда-то сверху женский голос крикнул: – Лёшик, Лёшик?! Ты куда побежал, засранец?! Ты почему… – и запыхавшаяся пожилая женщина врезалась в Стаха, разобралась с его коленями, вытаскивая пацана за руку. – Куда, а?! Чего ты здесь потерял?!

– Я думал, тут мама… – сказал пацан, уволакиваемый бабушкой или няней, или кто там она ему была.

– С ума сошёл?! Здесь одни только чужие дядьки и тётьки… А мама на складах! Вот я ей позвоню, пожалуюсь, какой ты неслух ужасный!

Поволокла…

Прежде чем завернуть за угол, пацан обернулся и встретился глазами с чужим дядькой. Стаху почему-то не хотелось отводить глаз от маленькой фигурки в явно импортной дорогой курточке, в синих сапожках… Неслух ужасный. А вот шапку на эти кудри надо бы надеть, а то простудится. Дура ты нерадивая, бабка или нянька, или кто ты там есть… при такой занятой мамаше – «на складах»! Что за склады, винные, что ли…

– Пройдите сюда, – сказал ему посольский охранник, слегка раздвигая пластиковый барьер.

А дальше – что: собирался в гости, угодил в жизнь. В совсем другую, новую-странную, не по размеру и не по понятию – очень, очень долго не свою жизнь .

Когда лет через десять-пятнадцать он рассказывал кому-то историю своего молниеносного отбытия из совка , на него смотрели недоверчиво, переспрашивали и уточняли… Улыбались, хотя особо забавного в этой истории было мало. Весь рассказ – а Стах по-прежнему был хорошим рассказчиком – он уложил в несколько фраз, которые произносил весело-отрешённым тоном: ну да, бывает и так.

…Пил вечером чай с татарином Гинзбургом, когда зазвонил телефон – аппарат тогда уже стоял у старика в комнате. Это мог быть сын Гинзбурга, его невеста Рива, внук Горик, в то время уже мастер спорта по вольной борьбе. Стах нехотя поднялся с кружкой чая в руке и, прихлёбывая горяченького, снял трубку. Вежливый мужской голос представился райвоенкоматом и поинтересовался: не угодно ли Бугрову Аристарху Семёновичу стать пушечным мясом? Ну, немного иначе, конечно: не хочет ли Аристарх Семёнович послужить на южных рубежах нашей родины. Как-то так.

Чай пошёл у него носом. Год был девяносто пятый: разгар первой чеченской войны.

В две минуты он уложил свой бывалый, объезженный, в двух местах уже драненький рюкзак: пару белья, тёплый свитер, кое-что по мелочи, вроде электрической бритвы и зубной щётки… Напоследок взял с подоконника серую тетрадь со своими давними записями. Прощание с соседями посчитал излишним.