Олег Рой - Верь в меня

– Мне нужна твоя помощь!

– Оп-па! И я здесь, – немедленно ответили за его спиной, несмотря на то, что зов был тих и неубедителен. – Я хотел было эффектно появиться из писсуара, но знал, что ты не оценишь такую шутку…

– Помоги, – прошептал Денис пересохшими губами.

Друг с той стороны потер артистичными пальцами (кажется, даже покрытыми бесцветным лаком) гладко выбритый подбородок.

– Я рискну показаться тебе циником, как добрый доктор, но, кажется, я не первый, к кому ты сегодня обратился за помощью, правда? И я сейчас отнюдь не о коновале. Слушай, а почему ты не позвал меня прямо там? Я знаю то место, там висит образ святого Никиты Бесогона… Зайди как-нибудь, полюбуйся.

– Зачем? – не понял Денис.

– Чтобы сравнить, – ответил его собеседник. – Видишь ли, на иконе изобразили меня, таким, как онименя представляют. Ты думаешь, это шуточки? У них есть чин изгнания меня. Не вдаваясь в метафизику, должен сказать, что, когда его читают, мне, мягко говоря, неприятно. Словно внутри меня зреет раковая опухоль, распространяя внутри метастазы того, что они называют добром – фрустрации, рефлексии и комплексов. Сила слова велика, и эту силу они употребляют против меня.А ты пошел просить их о помощи.

– Но я же не знал!!! – буквально прокричал Денис. Приоткрывший двери уборщик, выходец с жаркого юга, в испуге захлопнул их с той стороны, но Денис не обратил на это никакого внимания.

– Когда это незнание закона освобождало от ответственности? – Дьявол протянул руку и взял Дениса за подбородок. – Когда и где? И почему это должно оправдывать тебя в моих глазах? Мало того, что ты сотворил глупость и проявил слабость, ведь глупо обращаться за помощью к Тому, кто какие-то плоды ценит больше людей, а рассчитывать на чужую помощь ценой унижения – признак слабости, но ты еще и побежал за помощью не к другу, а к врагам.

– Я понимаю, – упрямо сказал Вишняков, хотя чувствовал, что слезы подступают к глазам. Не хватало только расплакаться. – Я совершил ошибку, глупость, подлость…

– Вот только не надо мне этих самобичеваний, – хмыкнул дьявол. – Я признаю флагелляцию только как сексуальную практику. А самоуничижение оставь попам и их стаду…

– Не пойду я больше к ним, – сказал Денис. – Я прошу тебя – помоги!

«Друг» стоял, сложив руки на груди, в самой непринужденной позе. Денис окинул его затуманившимся от слез взором. На дьяволе была мягкая замшевая светло-коричневая куртка, горчичного цвета вельветовые брюки и футболка с принтом «Keep calm and do anything».

– Ты это произнес три раза, – заметил «друг», выдержав многозначительную паузу. – Значит, прижало тебя серьезно, Денис Витальич. Нет, я не издеваюсь и не злорадствую… Тебе, конечно, трудно представить, но я сочувствую. Поверь, я умею сочувствовать, практически это единственное, что мне осталось, – сочувствовать другим, вот только мне никто никогда не посочувствует. Голову даю на отсечение, ты входил в… Его святилище… с надеждой. И, наверно, с тебя там взяли денег, да? За какие-то Его ритуалы? Хорошо, что там берут копейки, правда? С надеждой, ободренный «поддержкой сверху», ты отправился к врачу. Интересно, что клиника эта носит название «Надежда». И здесь с тебя хотели еще больше денег, даже не обещая за них результата. Улавливаешь?

– То есть надежды нет? – ровно, по-прежнему глядя ему в глаза, спросил Денис.

– А тебе нужна надежда? – уточнил его собеседник. – Хорошо, я могу дешево отделаться: похлопать тебя по плечу и сказать: «Отлично, парень, надежда есть!» Это тебе надо?

– Нет, – так же ровно произнес Вишняков. – Мне нужно, чтобы Мира выздоровела. Именно для этого я позвал тебя. Как последнее, то есть самое верное средство.

Он взглянул на часы – было половина первого – и повернулся к дверям:

– Мира и дети наверняка уже заждались, я должен идти…

– Какие вы, люди, нервные, – вздохнул черноокий, снова непостижимо оказавшись рядом, и положил руку писателю на плечо. – Не дергайся, я остановил время. И расслабься… Лучший способ успокоить нервы – это просто расслабиться. Можешь даже закрыть глаза.

Денис послушался. Странное оцепенение овладело им. И оказалось, что его темный собеседник прав. Стоило закрыть глаза, как отлетели неведомо куда все заботы и тревоги, и он оказался, как в раковине, в темноте и тишине. Хорошо иногда ни о чем не думать. Пусть недолго. Этой передышки может оказаться достаточно, чтобы вернуться к нормальной жизни. Но это к нормальной…