— Ну что, Мишка, как жизнь твоя проистекает на Комариных болотах?
— Нормально проистекает. Как вода в Неве. Не хуже, чем у тебя в Рязани.
Мишка раскуривает косяк, и огонек «беломорины» скачет веселенькими бликами по стеклам его очков.
— Миш, ну почему ты Москву называешь Рязанью? Ты не любишь столицу нашей Родины?
— He-а, не люблю. — И, сделав первый напас, передает мне папиросу. — А Рязань и есть. Девяносто процентов населения приехали из колхозов и перемешались с остатками ваших мещан. Получилась Большая Рязань. Вместо коров на улицах — стада джипов с быками внутри, в ресторанах — пастбища гламурных коз. В головах — деньги да карьеры. Странно, как вы еще церкви под клубы не используете. Там же акустика хорошая.
— Миш, ну чо ты такой злой, у тебя случилось чего? Ой, травища у тебя замечательная какая. Класс просто!
— Из дедушкиного сада. Как там в этой рекламе? Ты когда-нибудь видел, внучок, чтобы я свою траву гадостью поливал? Хе-хе-хе. Устал я что-то сегодня. Начальник заставил выехать на один объект. В фирму, где даже не знают, как телефон в розетку вставить. Я там у них целый день сеть тестировал. Мрак!
— Да, тебе не позавидуешь, пашешь как конь, — смеюсь я, затягиваясь, и передаю косяк обратно.
— Ясный фиг, это не твоя работа. — Михаил ловким, отточенным годами движением подлечивает криво пошедший огонек. — Тусы да клубы одни. Странно, что в Москве за это еще и деньги платят.
— Миш, поверь, в Москве только за это и платят…
Мне уже хорошо, первая волна кайфа начала холодить мне лицо.
— Слушай, а мы сегодня нормально засели, у тебя завтра чего по расписанию?
— Да ничего особенного. Халтурка одна. — Мишка подснял с папиросы гильзу и скрутил кончик наподобие «козьей ножки». — Ко мне завтра матросы придут. Ну, из Нахимовского, я их так называю для простоты. — Он затянулся, сдул пепел и передал мне «пяточку». — Сервер чинить им буду. День проваландаюсь, получу пять копеек свои — и домой, к книжкам, — говорит Мишка.
— А зачем целый день-то тратить? — Я скуриваю остаток, и мне уже совсем хорошо, нега расплывается по всему телу, я потягиваюсь и проваливаюсь в глубину кресла… — Почини еще пару серверов, заработаешь еще пару копеек, в чем проблема-то?
— Да тут одна проблема, — машет он безнадежно рукой. — Денег нигде не платят. Приходишь на работу и понимаешь, что ишачить без толку, все равно много не заплатят. А они (начальники то есть) тоже понимают, что, сколько тебе ни заплати, ты все равно будешь работать через пень-колоду. И платят копейки поэтому.
Мишку, видно, тоже зацепило первой волной, его очки даже стали как-то больше блестеть, он наклонился чуть вперед.
— Но парадокс-то в том, что они-то не знают, что я знаю, что они не заплатят. Они думают, что я просто лентяй. А вот если бы они знали, что я про них знаю, то, может быть, и заплатили. — Глаза под его очками заискрились. — Сказали бы, мол, Михаил, мы вас понимаем, мы не такие, мы вас готовы ценить — вы только работайте. Вот тогда бы я подумал. Сечешь?
То ли трава взяла свое, то ли за те встречи с Мишкой я научился четко выделять из всего его словесного винегрета основную мысль, но просветление мгновенной вспышкой озарило мое сознание:
— Ага. Я понял, Миш. У вас тут у всех стандартная проблема. Прыщи — потому что не ебут. А не ебут, потому что прыщи. Замкнутый круг какой-то. Да?
— Ну, типа того, — согласно кивнул Мишка, но тут же поднял взгляд: — Ну что, после первой до второй перерывчик небольшой?!
— Да вообще никакого не должно быть. — Я с трудом вылез из глубин кресла. — Мишка, кстати, а почему ты в Москву не переезжаешь?
— Бездуховно там у вас, — сказал он, выдувая табак из папиросы. — Туту нас Васильевский остров, Нева, духовность. А в Москве? Одни бутики да кабаки. И храм Христа Спасителя, похожий на силиконовый имплантат, который себе старухи миллионерши ставят в надежде лучше выглядеть. Но это им не помогает.
— Не понимаю я чего-то. Неужели все так плохо? — Я представил себе девицу в красном сарафане, с высоким кокошником на золотистых волосах и двумя храмами Спасителя вместо грудей. Красавица Москва постояла немного, глядя на меня оценивающе, потом укоризненно отвернулась, уставившись на витрину какого-то модного магазинчика. — А у вас чего, бутиков мало? Или кабаков?
— Ну… — вздыхает Мишка, выпуская клубы дыма, который мне почему-то кажется зеленым. — У нас места мало, — продолжает он свою мысль, — туту нас на каждом доме мемориальная доска, и подпирает она собой некую высшую духовность. — Он затянулся еще раз, задержал дым, поднял руку с папиросой вверх и торжественно произнес: — Здесь жил Чайковский, тут писал «Хованщину» Мусоргский! — И выдохнув еще более зеленый клуб дыма, продолжая свою мысль, передал мне нашу «эстафетную палочку». — И следовательно, когда я стою у дома, где на первом этаже бутик, я думаю не о модных в этом году тряпках, а о ней, о духовности… — Он сделал многозначительную паузу и произнес: — Которую оставили этому дому в наследство его прежние жители.
Читать дальше