Йоав Блум - Руководство к действию на ближайшие дни

– Слушай, я понимаю тебя. Ничто не весит столько, сколько волосок любимой женщины, – произнес незнакомец.

– Откуда ты знаешь? – Стефан приподнял голову. – Ничего ты не знаешь, ты с ней незнаком. Ты не такой, как я. Ты не чувствуешь того, что чувствую я. Ты просто еще один идиот, который сидит рядом со мной в баре. Ты никогда этого не поймешь. Мы просто упакованы поодиночке, как обернутые в шелк куски дерьма. Каждый знает только себя и интересуется только собой.

Он отвернулся от собеседника, громко выругался и закрыл глаза.

Домой он пришел под утро. Авиталь не спала и сильно нервничала.

– Где ты был? – спросила она.

– Не твое дело, – ответил он и направился в спальню.

Она схватила его за руку.

– Где ты был? – снова спросила она.

В глазах блестел страх. Она положила руку ему на щеку и повернула к себе его лицо.

– Ты плакал, – сказала она, и в ее голосе прозвучало изумление.

Как обычно, она застала его врасплох. Он ожидал, что она скажет: «Ты пил».

Ему хотелось провалиться, умчаться – прямо через стены – и долететь туда, где не будет ее запаха.

Он непроизвольно дернулся и оттолкнул ее. Пошел в гостиную. Он не кричал, не вопил, только тяжело дышал. А рукам дал свободу – и на пол полетели книги, разбился телевизор, перевернулся стол, диван… Он кружил по комнате, как стрелка часов, и крушил все по порядку, все вещи, опустошая метр за метром. На полпути, когда полкомнаты было еще цело, а половина лежала в хаосе разрушения, он снова ощутил прикосновение ее руки. Он хотел оттолкнуть ее, но не смог – и рухнул на пол.

– Я не могу. Я больше не могу, – шептал он. – Извини меня. Мне нужно было уйти, отойти, выпить. Я эгоист, я знаю, я мерзавец. Но ты скоро умрешь, ты оставишь меня, я не могу вести себя так, как будто все в порядке, как будто мы просто проводим время в ожидании какого-нибудь путешествия.

Она села рядом и погладила его по голове.

– Я знаю, знаю, – сказал он. – Это время должно принадлежать тебе, я должен развалиться на части потом, а не сейчас, перед тобой, но я останусь один в этом дерьмовом мире, который отбирает у меня тебя. Я не могу вести себя как обычно. Я скоро потеряю тебя, то единственное хорошее, что есть в этом мире, и я схожу с ума, я схожу с ума. Мне нужно было забыться от всего этого. Прости меня, но я должен был найти забвение.

– Помогло? – спросила она.

– Нет, – ответил он.

Они сидели на полу, пока не забрезжил рассвет. Говорили о страхах, об одиночестве, о боли.

Жизнь – это яма, большая яма. Когда мы рождаемся, мы бросаемся в нее. Группируемся, обнимаем себя – и ныряем вниз. В одиночку. Можно пристраститься к этому ощущению ветра в волосах, можно даже расставить руки и представить, что летишь, или протянуть руку тому, кто падает рядом. Но мудрые люди знают, что в любой момент можно удариться о дно – и от тебя ничего не останется. Каждого убивают в свое время. По одному. Он только пытался подержать ее за руку еще немного в последние мгновения перед тем, как грохнуться на дно.

Может быть, именно этот разговор ее убедил. Он помнил, как ее взгляд постепенно менялся и стал почти стеклянным, когда в ее глазах отразились первые лучи солнца. В ту ночь она приняла какое-то решение. Видимо, это лучшее объяснение тому, что случилось после ее смерти. Через десять дней после ее ухода в ящике комода у кровати он нашел маленькую бутылку и письмо, написанное ее округлым четким почерком.

Любимый мой, – писала она, – если ты читаешь это сейчас, значит меня уже нет рядом с тобой.

Что значит прекратить существовать? В последние месяцы, как ты, конечно, представляешь себе, мне пришлось об этом подумать.

Я оставляю за собой немало, я знаю. Фразы, которые я сказала – а другие будут помнить; поступки, которые я совершила и которые оставили в мире какой-то след; слова, которые я написала; домашнее видео, где я на экране… Хочу я того или нет, какие-то части меня будут отдаваться эхом уже тогда, когда меня здесь не будет. Но есть целый внутренний мир, который исчезает вместе с нами. Когда мы умираем, он превращается в ничто. Раздумья перед сном, минуты удивления в темноте театра, биение сердца, когда смотришь на потрясающий закат. Я думаю, что уже при жизни это была трагедия. Целый мир, запертый в сейфе, который никто не сможет открыть, а после моей смерти он навсегда останется запертым и невидимым.

В этой бутылке я оставляю тебе еще один отзвук, еще несколько мгновений, которые останутся после меня. Я нашла способ сохранить частицу себя. Мне нужно было выбрать, какое мое воспоминание самое важное, какое мое переживание самое главное, – и я выбрала свою любовь к тебе. В этой бутылке – переживания моей любви к тебе. В последние месяцы я узнала, обратившись к помощи близкого друга, как вынуть это переживание из меня и оживить его потом.