Йоав Блум - Руководство к действию на ближайшие дни

С другой стороны, если босс ответит «нет», Стефан, видимо, живым отсюда не выберется. Он поставил все на зеро. Не исключено, что этот человек предпочтет ликвидировать его и попытаться все получить сам – в своем темпе и своими методами.

– Я дам тебе троих. Принеси какое-нибудь воспоминание о будущем в подтверждение, – сказал наконец босс. – И когда я его выпью и удостоверюсь, что это именно то, о чем ты рассказываешь, ты сможешь взять еще троих.

Стефан протянул руку:

– Договорились.

– Я не пожимаю рук, – презрительно ответил босс и снова сел.

Стефан отдернул руку:

– Тогда позвольте, в качестве ответной любезности, подарить вам это.

Он вынул из внутреннего кармана красноватую бутылочку и поставил ее рядом с бутылкой мерло.

Босс посмотрел на бутылочку поверх ведерка с попкорном:

– Что это?

– Сюрприз, в знак благодарности. Я знаю, что вы не расходуете ресурсы просто так и ничего не даете абы кому. Это переживание, которое я захватил на случай, если вы согласитесь.

– А что там?

– Лучше, если вы узнаете сами, – сказал Стефан. – Рекомендую выпить это перед сном. Тогда ощущения будут значительно сильнее.

– Интересно, – ответил босс. – Я проверю это сегодня. Скажи моему человеку на выходе, чтобы он дал тебе выбрать троих парней для себя – можешь брать любых, у кого есть желтая отметка, я разрешаю. Он поймет, что имеется в виду.

Босс взял в руки пульт и нажал на кнопку, давая понять, что аудиенция окончена.

Стефан медленно вышел из кинозала и закрыл за собой дверь.

Он не позволял себе улыбаться, но знал, что человек, который остался в доме, не сможет удержаться от соблазна и выпьет эту бутылку уже нынешней ночью. Он хотел бы присутствовать при этом, но не будет: слишком опасно. Воображение уже рисовало ему босса, который выпил, лежит в кровати и ждет, пока переживание завладеет его мыслями. На сей раз в бутылке не было никакого переживания. Ничего. Но то, что там есть, вызовет сначала легкое головокружение, потом – боли в груди. Весь процесс продлится не более четырех секунд и окончится обычной остановкой сердца. Труп, разумеется, до утра не найдут. Никаких переживаний, просто яд.

– Мне нужно поговорить с начальником охраны, – сказал он сторожу. – Я получил разрешение взять троих человек с желтой отметкой.

Поначалу он думал подмешать в эту бутылку и какое-нибудь переживание.

Он мог бы «записать» переживание так: встать перед зеркалом (тогда босс, сделав глоток, увидит в зеркале отражение Стефана) и произнести какие-нибудь слова: пусть это будет последнее, что босс услышит, перед тем как его сердце остановится навеки. Какую-нибудь емкую фразу, которая намекнет боссу, что Стефан-то понял, кто подослал ему в Швейцарии ту парочку киллеров. Что-нибудь о скверной привычке ликвидировать сотрудников – как будто они рабы на строительстве пирамид, – вместо того чтобы расставаться с ними по всем правилам. Но Стефан всегда был против лишнего пафоса.

В конце концов, он просто делает свою работу. Ничего особенного, думал он. Два с половиной года ты платил мне, чтобы я отравлял тебе душу, – а я просто вношу в дело небольшое разнообразие и на этот раз отравлю твое тело.

Сторож произнес в микрофончик несколько слогов и стал ждать ответа.

– Пойдемте со мной, – сказал он наконец Стефану.

И Стефан пошел за ним.

– Ладно, кажется, полночь уже очень скоро, – сказал Бен. – Пойдемте?

Они сидели в машине напротив музея уже полчаса и почти все это время молчали. Оснат откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и жевала жвачку, уже утратившую вкус. За рулем был Бен. Он следил за всеми прохожими и прокручивал в голове возможные сценарии.

– Пойдем, – сказала Оснат, открыв глаза.

Они вышли из машины и постарались закрыть дверцы максимально бесшумно.

Пусто на улице не было. Иногда проезжали машины, то и дело появлялись прохожие. Но тротуар возле музея все время оставался безлюдным.

Слева была библиотека – и она, разумеется, была закрыта. На длинной темной лестнице, ведущей к ней, – никого. Над входом мерцала электрическая вывеска с красными буквами: на этой неделе состоится вечер художественной декламации, а на каникулах – детский спектакль.

Музей напротив был тоже закрыт, в свете фонарей он казался далекой землей обетованной. Тротуар перед ним был утыкан непонятными металлическими скульптурами, а еще тут и там стояли массивные тумбы выше человеческого роста с красноватыми деревьями в них. Бен и Оснат, пробравшись между деревьями и скульптурами, подошли к музею. Если бы кто-нибудь сказал мне пару дней назад, что я буду делать через сорок восемь часов, я бы даже не понял, о чем речь, думал Бен.