Замечено, что предметом ностальгии никогда не бывают изобильные годы, а только пора опрятной нужды и светлого простодушия. То было время, когда верхом шика считался белый теплоход, зоной инопланетной недосягаемости – города Мадрид и Буэнос-Айрес, все слушали волшебный голос Джельсомино-Рафаэля и звали Камусом не только режиссера, но и коньяк.
«Ах, я была тогда моложе и лучше, кажется, была».
Мы их любили, как своих.
В италомании не было и грамма самоотрицания, как в чувствах к французам или американцам. При желании любой здесь становился итальянцем – крикливым, атомным, хитрожопым неудачником на подламывающихся каблуках.
Так они себя видели и всем показывали. Молчунья Витти, меланхолик Мастроянни, томный Антониони будто и не итальянцами были. Зато Челентано, Сорди, Даволи, Лорен – это да, экспортный вариант, бахвалы-балаболы-жулики-вертихвостки с вечно воздетыми вверх щепотками, фортиссимо дьяболо мама мия.
«Люблю итальянцев, они как грузины», – писала Елена Кузнецова.
«O, sole mia», – истошно орал Заяц в «Ну, погоди!»
«Донна белламаре, трегоре кантаре», – горланили песню на чисто итальянском языке Абдулов и Фарада.
Итальянская мечта была нестыдной. Такие же нищеброды, как мы, только сексуальные, потому что солнца много.
Отсюда и совершенно искреннее здешнее помешательство на неореализме – а не потому, что коммунисты велели. Те же бедняцкие проблемы ранних беременностей, детского курения, вечно сидящего на горшке младшего брата и поклонения комично спесивой аристократии. Только у нас да в Италии граф мог быть фигурой и ничтожеством одновременно, в одних и тех же глазах. И царь. И мэр. И полицейский. Любой богач и бездельник.
Может быть, бедность всегда отрицает свое и чужое достоинство?
«Видел ту Италию на карте – сапог сапогом», – сказал доктор в «Формуле любви», и это стало моделью: не больно-то там.
«И муж-итальянец, как море, шумит», – добавила великодушная Кузнецова.
Италия – ФРГ, 1982. Bingo Bongo. Реж. Паскуале Феста Кампаниле. В ролях Адриано Челентано, Кароль Буке. Прокат в СССР – клубный (данные отсутствуют).
Недопревращенный в человека примат сбегает от ученых в город, шалит, а выучив язык, от имени фауны обращается к человеку с шантажом и угрозами.
У воющих, лающих и рявкающих с трибуны ООН Ильи Лагутенко, Анны Михалковой и Чулпан Хаматовой [8] В социальной рекламе прав животных русские селебритиз с трибуны ООН защищали зверье рыком и тявканьем.
был предтеча. В 1972-м на человечество рычал гиббоном Адриано Челентано. Причем если доктор Дулитл с его языком животных был подобен Большому Белому Отцу цветных меньшинств – со временем логика борьбы выдвинула правозащитника из самой угнетенной среды. Челентано вышел из леса на поляну, почесал промежность, погнул светофор и показал всем козью рожку.
Русскому человеку с его незнанием языков, этикета и большим самомнением относительно внутренних глубин особенно грел душу образ инженю на авеню – от короля Ральфа и Данди-Крокодила до Равшана с Джамшудом. Д`Артаньяна он любил за неотесанность и адаптивность. Брат-2 стал национальной иконой именно что не в Питере, а в Нью-Йорке – сварив раков, перебив негров, сказав «Май нейм из Данила» и трахнув всех попавшихся на зубок самок человека. Поэтому первый час Челентано просто давал «Тарзана в благородном семействе» на радость советской аудитории: юродствовал, отнимал мясо, харрасил утонченную Кароль Буке и сосал сиську кормящей блондинки. Спущенные помочи, бутерброд с мылом, заказ на 23 банана и фраза «Раз ты здесь делал ничего, иди делать ничего в другое место» находили в стране Афони и Косого самую благодарную аудиторию. Но потом дитя природы осознавало свой политический интерес и бралось попятить человечество на уступки. За отказ от охоты и антрекота Крот разведывал нефть, а чувствительная Лама предсказывала землетрясение на Кубе. Фраза «Прости, Андропов» в советский прокат не попала, а жаль: на международном телефоне-вертушке кнопочка с советским флагом стояла первой в левом верхнем углу.
Где-то она сейчас, та кнопочка.
Италия, 1976. Bluf. Реж. Серджо Корбуччи. В ролях Энтони Куин [9] Как и было сказано («Золото Маккены»), русский язык имеет тенденцию к усечению сдвоенных согласных – даже несмотря на то, что руССкий. Фамилия Quinn десятилетиями писалась у нас с единственным «н» – в том числе и в титрах фильма «Блеф». Позже на руины СССР понабежали поклонники иностранного правописания и слова «Таллинн». Но язык нормируется не академическими институтами, а сознательной волей просвещенных носителей. Фамилия Куин в этой книге будет писаться по-старому. Такова моя воля. В любом случае в ближайшие полвека Куинна ждет судьба Таллинна.
, Адриано Челентано, Коринн Клери, Капучин. Прокат в СССР – 1979 (44,3 млн чел.)
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу