Валерий Лаврусь - Очень Крайний Север

— Все готовы? — Луконин держал по-гусарски рюмку. — Вздрогнули!

Володя честно лизнул, куснул и залпом выпил. Тёзки замерли с открытыми ртами. Через мгновение лицо у Володи покраснело, потом побелело, и он с шумом выскочил на двор. Луконин кивнул Серову, и они, не сговариваясь, выплеснули рюмки в многострадальную опунцию.

— Тьфу, гадость какая… — морщась и кривя лицо, выдавил из себя вернувшийся Володя. — Бе-э-э… — его передёрнуло. — Она чё, такая горькая и должна быть?

— Может быть, это кактус не того сорта? — осторожно предположил Серов.

— Что значит «не того»?! Кактус — он и в Африке… в смысле — в Мексике кактус! — пресёк разброд в коллективе Луконин. — Такая вот она, текила. Виски пробовали? Самогон самогоном! Дрянь они там пьют… Дрянь! Пошли водки выпьем! Девчонки заждались… И в церковь пора.

— …Нет, вискарь, конечно, дрянь, но не такая же… — вслух рассуждал Володя по дороге в комнату. — Чё-то мы не так сделали…

— Лайм нужен, лайм — он сильнее вкус перебивает…

— Точно! — кивнул Луконин. — Без лайма, потому так хреново!

— Что ни говори, а всё-таки наша водка лучше! — уверенно, как человек опытный, теперь уже пробовавший текилу, сделал вывод Володя, разливая по рюмкам ледяную водочку.

— Спрашиваешь! — хором согласились Юрки и выпили.

— Мужики, а вы что с кактусом делали? — Татьяна стояла в дверном проёме и держала марлю с отжатым «листом» опунции…

***

Таня умерла через два года. Поздней осенью. Володька принёс с охоты уток, она взялась их ощипывать — неудачно наклонилась и потеряла сознание. Врачи «скорой» — они прибыли через десять минут — констатировали обширный инсульт. Через три дня Таню отключили от искусственной вентиляции лёгких — к тому времени её мозг уже умер.

Было ей сорок два.

Север не щадит своих детей… Обыкновенная жизнь. И обыкновенная смерть.

…Они почти родственники, а по русским традициям — не почти, а самые что ни на есть настоящие. Они — кумовья. Зовут Юркину куму Александра. Ей сорок с небольшим, она украинка, но всю жизнь прожила на Севере. Бывают такие хохлушки… Северные.

С детства судьба её не баловала: отец бросил семью, когда Саше исполнилось десять, и они остались вдвоём с мамой, почти без денег и жилья. Было трудно, временами невыносимо, но она не отчаялась, не очерствела, окончила школу и педагогическое училище, а потом и пединститут, и стала учителем младших классов. Учителем «от Бога». Учителем — с большой буквы. Первым Учителем, какой бывает не у всех. У Юрки такого не было — ученикам Александры повезло больше. И, конечно, — она была Женщиной. Красивой, пышной блондинкой, весёлой и остроумной. Как, наверное, любая женщина, она мечтала о семье с двумя-тремя, а может быть, даже — с четырьмя детишками. И всё к этому шло: был у неё жених, интересный молодой человек — друзья уже ждали свадьбу и их переезд в Израиль… А почему нет? Всю жизнь прожила в холоде на Севере, чего бы теперь не пожить в Израиле, в тепле?

Беда пришла нежданно. За несколько дней до свадьбы она услышала страшный диагноз… Нет, не диагноз, приговор — рак! Север не щадит своих детей… Свадьбу, само собой, отменили.

Два года за Александру шла битва. Два года успехи сменялись поражениями и наоборот. Врачи, дай им Бог здоровья, вытащили. Победили крепкий молодой организм и огромная воля к жизни. Но… конечно, без Божьего провидения такие вопросы не решаются.

Она осталась жива, правда у неё никогда больше не могло быть детей. Молодой человек — надо сказать, он крепко поддерживал её в смертельной борьбе — узнав приговор врачей, не выдержал и сбежал. И она осталась снова одна.

Хотя нет, не совсем. Рядом были друзья. Юрка, Софико, Ёлка.

Александра стала крёстной матерью дочери Ёлки (и кумой Юрки). Возможно, в этом проявилось её желание реализовать себя как мать. Возможно… В заботе о крестнице она обрела смысл существования…

Всё стало ещё интереснее в августе 2005-го. Тогда Александра вернулась из школьного лесного лагеря из-под Тюмени (она туда ездила вместе с крестницей), встретилась с Юркой, долго ходила вокруг да около, а потом наконец решилась и выдала:

— Кум, я там девочку присмотрела… Из детского дома. Хочу взять себе. Чего скажешь?

У Юрки внутри всё сжалось от тоски и печали:

— Сашка, — покачал он головой, — тебе не позволят, у тебя неполная семья. Не разрешат…

— Посмотрим, — не глядя на Юрку, уклончиво ответила она.