Валерий Лаврусь - Очень Крайний Север

И — ужин! После ужина — дискотека! Каждый день! Обязательно! Разминка для позвоночников. А никто и не сопротивлялся, тем более акустика была приличная — всё же в лагере жили студенты (будущие студенты) радиотехнического факультета, а они всегда трепетно относились к качеству звучания магнитофонных записей. Мальчишки и девчонки резвились на плацу под ритмы «Бони М», «Арабесок», «Эрапшен». И, конечно, танцевали медляки.

У Юрки в колхозе была девушка. Так, ничего особенного… Они даже толком не целовались — не умели. Танцевали, вместе ходили на работу, иногда, где-нибудь в более тёмном месте, немножко обжимались — Юрка первый раз в сознательной жизни потрогал женскую грудь, и… — ну и всё! Суровые стояли времена. Хотя некоторые девушки и юноши развлекались по полной. Но то были парни с третьего и девушки с шестого, а детям с пятого оставалось только завидовать более смелым сверстникам. Эх, кабы курсе на третьем… Но авиационный возил только абитуру!

На дискотеке танцевали, общались, а натанцевавшись, шли в свои комнаты: там играли в шахматы, травили анекдоты. В Юркиной группе был парень из Благовещенска — Виталик Фёдоров (как его в Самару занесло — загадка!) — у него имелась специальная записная книжка с анекдотами. Многие Юрка помнит до сих пор, а некоторые смешны и понятны сегодня. Например: «Как зовут собаку Рейгана? — Рональд!». Про Трампа тоже уже актуально. «Дональд!»

Виталий, Шурка Павельев, Женька Скосырев, Альберт Румер устраивали гитарные концерты. Куда же студенту без гитары? Студенту без гитары нельзя… И конечно, ходили к девчонкам. С гитарами и анекдотами. И девчонки приходили — на гитары и анекдоты.

Два часа вольной жизни. Два часа веселья и развлечений. В десять музыку выключали, давали полчаса на туалет — и отбой. На сон грядущий Виталий запускал пяток анекдотов, но многие, намаявшись за день, отрубались недослушав. Серое застиранное бельё на двухъярусных кроватях никого не волновало, всё равно спали одетыми — холодно.

Такая была жизнь.

Изо дня в день.

Некоторые её не выдерживали и бежали из лагеря, написав письмо домой. Сердобольные мамы доставали справки и вывозили «счастливчиков» из лагеря.

Это им самим, «дезертирам», казалось, что они счастливчики. На самом же деле тех, кто уезжал, презирали и ненавидели лютой ненавистью. А вы как думали? Предатели же! Из Юркиной группы уехал один, потом письмо прислал: «Как вы трудитесь на благо Родины?» Издевался! Письмо зачитывали вслух и клялись никогда не подавать руки. И правда — ему долго пришлось доказывать, что он нормальный парень и уехал по ошибке. Возможно, это действительно была ошибка. Потом они с Юркой стали большими друзьями. Но тогда ему мама сделала справку о бронхите, и он свалил. На тот момент — стояла вторая половина сентября — зарядили бесконечные холодные осенние дожди, и как минимум половину коллектива по утрам нещадно бил кашель. Но больше никто не уехал! Никто! Лучше кашель…

Дожди… Холодные осенние бесконечные дожди. Сыростью пропитывалось всё. Матрасы, подушки, одеяла, бельё. Даже хлеб и соль в столовой. Всё! Куртки не успевали просыхать. Ребят пытались водить на поля пешком, но по просёлочной дороге ходить было невозможно, на сапоги наматывались огромные комья липкой грязи, и не хватало сил стащить ногу.

Тогда их стали возить на автобусах в объезд, по шоссейной дороге, но выходных и актированных дней всё равно не вводили. Каждый день в 8:30 абитура отправлялась собирать проклятущую картошку.

А потом встали маципуры, не могли больше переворачивать сырую землю, и абитуре выдали вилы, чтобы копала сама. За день выкапывалось не более двухсот погонных метров, а картошку без мешков — их не могли подвезти — оставляли в грязных гуртах под дождём.

В это серое время к Юрке приехали родители. Был грех — он тоже писал домой, — и мама с отцом примчались его выручать.

Как-то после обеда в комнату к Юрке зашёл бригадир Сергей Губин: Серова вызывал начальник лагеря. Товарищ полковник полчаса с пристрастием допрашивал Юрку: чего он такого писал домой? Юрка отнекивался. В конце концов, ничего не добившись, полковник оправил его на КПП, к родителям.

Юрке было стыдно. Боже мой, как ему было стыдно! О чём всхлипывающей маме он и выложил с порога. Крутые они были парни, ох, крутые! Поговорив с родителями минут двадцать, он забрал, что привезли, и ушёл в барак. В тот день картошку он не собирал, все уехали, и Юрка остался помогать дежурным. Вечером привезённые продукты честно разделили и съели. Полковник ещё раз вызвал Юрку, но снова ничего не добившись, отпустил. На том инцидент был исчерпан.