Валерий Лаврусь - Очень Крайний Север

Через пять минут Серовы сидели в столовой, а перед ними дымились тарелки с борщом. Жрать хотелось невыносимо, и они сразу накинулись на еду.

— Погоди, мужики… я сейчас закусь сварганю, — совсем решил доконать братьев своей добротой повар. — Выпить вам надо, а то окочуритесь…

— Кто ж против… — отложил ложку Юрка. — Только нечего…

— Сейчас будет! — и повар скрылся в подсобке.

Серовы сидели обалдевшие, ничего не понимающие, а здоровенный кошак, килограммов на восемь, щурил на них зелёные глаза с картофельных мешков.

— Сторож, — заметил Юрка.

Дверь подсобки хлопнула.

— Ага, сторож… Стервец: целыми днями дрыхнет на мешках, а ночью мышами промышляет, — с этими словами повар бухнул на стол бутылку «Московской». — Вот! Щас, консервированные огурчики… Стаканы… — суетился он. И расставив всё, сел напротив Серовых.

— А вы братаны, что ли? — он разлил водку по стаканам.

— Ага, я — Славка, а он — Юрка.

— Ну а я — Шурик. Давай, ваше здоровье!

Взяли стаканы, чокнулись, выпили.

— Ешьте, мужики, — сказал Шурик, зажёвывая огурцом, — ешьте.

И братья набросились на еду.

Когда Шурик наливал по второй, братья уже отмякли и согрелись. Приятное тепло от водки и горячего борща растекалось по телу. Жизнь снова была замечательна!

— Одного не могу понять, — продолжил разговор повар, — вы зачем в реку-то полезли?

— Разобраться нужно было с нашими показаниями, — не стал вдаваться в подробности Славка.

— Ага… Ну, понятно, — и, пожевав минуту ус, повар наконец-то решился: — А собаку-то чё взялись вытаскивать?

Юрка от неожиданности даже перестал хлебать щи:

— А чего её — бросить надо было? Она же там уже… Не выплыть ей там!

— Поня-я-ятно… Но всё равно непонятно! — он внимательно посмотрел на Славку. — Сам ведь чуть не навернулся, а собаку вытащил! Я же всё видел! Зачем? А?

— Как зачем?! — Славка тоже перестал есть. — Живая она! Жить хотела! Понимаешь? Странный ты человек! ЖИТЬ!

Вечером от главного геолога братья узнали, что Белка — собака повара. А ещё через день Юрка и Славка улетели в Саранпауль. Собственно, на этом их приключение закончилось. Через два дня были в Северном. Работу оформили, защитили и сдали. Неплохая вышла работа — «зацепили» братья глины. Собирались съездить ещё, да так и не получилось…

***

Много позже, сидя у Юрки дома, Славка, держа на коленях Юркиного кота Василия, рассуждал:

— Вот реинкарнация… сансара… индуисты…

— Буддисты… — подсказал Юрка.

— Чего? И они тоже!

— Бон…

— Кто?

— Бон! Религия такая. Тоже верят в реинкарнации…

Славка секунд десять молча смотрел на Юрку, а потом продолжил:

— Все говорят, плохо! Обратно на землю — опять страдать… А я бы сюда вернулся. А то кто же тогда станет заботиться о брошенных кошках и собаках? А? Кто? — Он потрепал коту ухо. — Да что там кошки… А дети? А тётки? Нет, я обратно сюда попрошусь! Не нужна мне эта нирвана! Мне сюда надо! Сюда. Да, Василий?

Кот протяжно зевнул и завернул голову.

Все люди делятся на кошатников и собачников. Даже тот, кто любит и тех, и других — всё равно, кого-то любит больше.

Юрка — кошатник. Кошки его страсть. Он всегда любил этих своенравных мяукающих бестий, которые умеют притвориться белыми и пушистыми, а могут внезапно войти в образ «зверь-совсем-зверь», и тогда их зелёные (или жёлтые) глаза мечут искры, когти вытянуты, шерсть вздыблена, а откуда-то глубоко изнутри раздаётся мерзкий, гнусавый вой. Но Юрку нельзя обмануть: они беззащитны. И, несмотря на свою показушную храбрость, они нуждаются в нашей любви, хотя и тщательно это скрывают. Ведь они даже мяукать научились для нас, для людей, в природе кошки общаются друг с другом совсем иначе (но это их кошачий секрет).

Юрка с детства дружил с кошками.

Во-первых, потому, что они жили во дворе. Были котята — которым, как всем молодым зверятам, интересно узнать, как устроен мир, и которые бесстрашно шли знакомиться с ребятишками. Были бездомные взрослые коты и кошки, те не особо шли на контакт со страшной угрозой под названием «дети», но Юрка умел ладить и с ними.

Во-вторых, в семь лет у него появился свой собственный кот — Васька. Серый, полосатый — камышовой окраски — он попал в Юркин дом крохотным котёнком и прожил там полтора года.