Алиса Юридан - Сигнальный экземпляр [Сборник]

— Руки за голову! Руки за голову! — заорали они, но Себастьян не слышал их. Я это сделал. Сделал это, Ронни. Сделал, чёрт его бери! — ликовал он в душе.

— Руки! — продолжал орать кто-то, и Себастьян на автомате поднял руки за голову. Он улыбался. Опустив глаза на асфальт, он увидел валяющийся револьвер, отлично сделавший своё дело, а рядом… Бечёвку Ронни.

Слетевшую с его запястья ровно в тот момент, когда он выстрелил в директора Барни.

Себастьян с удивлением смотрел на неё, будто бы не понимая, что она там делает. Кровь из лужи под директором Барни медленно растекалась в стороны и подбиралась к его ногам. К револьверу и к бечёвке. Себастьян дёрнулся и почувствовал во рту металлический привкус.

Я только… Только подниму её… — застучало у него в голове, и он, совершенно не отдавая себе отчёта в том, что делает, потянулся рукой к бечёвке Ронни, к которой уже подступала кровь директора Барни.

— Эй, не двигаться! Руки за голову! Я буду стрелять! — завопил патрульный, увидев, что парень, вопреки здравому смыслу, тянется к оружию на асфальте.

Себастьян поднял на него глаза, как бы давая понять, что он не собирается делать ничего такого, чего делать не следовало бы, но рука его тем временем уже сжала заветную бечёвку, и у патрульного, видевшего не совсем то, что происходило на самом деле, сработал инстинкт самосохранения. Он выстрелил в Себастьяна быстрее, чем тот выстрелил бы в них. Быстрее, чем сам того ожидал. Себастьян повалился на асфальт, зажав в руке старую замусоленную бечёвку. Револьвер валялся там же, где его и бросили.

— Чёрт, — вырвалось у патрульного. — Вот чёрт…

И он, и его напарник беспомощно смотрели на Себастьяна, распростёршегося на асфальте неподалеку от убитого им директора. Глаза Себастьяна, в которых застыло чуть удивлённое выражение, навсегда распахнулись в небо.

— Чёрт, — всё повторял патрульный, и руки у него тряслись.

А в школе тем временем начал царить радостный хаос. Оторвавшись от уроков, ребята повскакивали с мест. Выстрел привлёк их внимание, и теперь они облепили окна, сквозь решётки пытаясь разглядеть, что произошло. И весть о директоре Барни, ничком лежавшем в луже своей крови, мигом облетела всю школу. Весть о спасении. Весть об освобождении. Никто из них и мечтать не мог о таком. Они улыбались, они смеялись, они обнимались, они торжествовали. Они праздновали победу.

Движение в окнах отвлекло внимание патрульного от застреленного им Себастьяна. Кто-то разбил стёкла, и сквозь прутья решёток стали просовываться руки. Даже отсюда стал слышен радостный гул и счастливые возгласы.

Патрульный и его напарник в недоумении смотрели на эту странную картину.

— Бог ты мой, и чему они все так радуются?

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я понимаю — мои лёгкие бунтуют от морской воды. И как только я осознаю этот факт, начинаю задыхаться. Лицо моё упирается во что-то мягкое, и вместе с водой в лёгкие засасываются песчинки. Я тону, однозначно, но в то же время и нет. Я захлёбываюсь водой и песком, не понимаю, что произошло. Я пытаюсь выплыть на поверхность… и оказывается, что я лежал у самого берега, на мелководье. Лежал, уткнувшись лицом в дно и хлебая мелкую воду. Захлебнуться и умереть в такой ситуации было бы гораздо обиднее, чем утонуть где-нибудь в центре океана.

Я выползаю на берег, оглядываюсь. Без понятия, где я, но, похоже, это какой-то остров. Недалеко от меня, тут и там, люди. Такие же, как я — промокшие, напуганные, озирающиеся. И почему-то очень знакомые.

— Эй! — кричу я и машу им рукой, но на деле из лёгких вырывается лишь слабый хрип с остатками воды, а отяжелевшая рука и не думает подниматься. Мне нужно ещё чуть-чуть времени, чтобы прийти в себя.

Первое, что меня волнует — как я здесь оказался. Память бешено мечется в лабиринте картинок, но я не могу понять, какие из них к какому времени относятся. Я сжимаю голову руками, как будто это может помочь, и это действительно помогает. Потому что голова болит нестерпимо, а от сжатия ладонями просто пульсирует от боли — и я вспоминаю, что сильно ударился ею, и не один раз. Пожалуй, это и правда последнее, что я помню. А ударялся я…

О господи.

Вихрь картинок налетает на меня, доводя до тошноты. Лица бродивших по берегу людей накладываются на бесцветные туманные улицы, пепельные растения, обвалившиеся дома, мутную воду, грязное небо, небо… Небо, которое рассекает самолёт. Самолёт, в котором были все мы. Самолёт, который рухнул в океан.