Сергей Зенкин - Листки с электронной стены

Не берусь анализировать содержание дискуссий, я слишком мало их слушал. Выступать может каждый, и уровень выступлений, конечно, очень неровный; но вот для примера мысль одного из участников «комиссии» о массовой информации. Честную информацию, сказал он, можно получать только из платных СМИ; если вы не платите масс-медиа, например телевидению, это значит, что вы сами являетесь их товаром — они собирают вас и продают своим рекламодателям или политическим спонсорам. По-моему, стоит обдумать.

Еще о французских левых. Прочел быстро в Париже новую книжку Алена Бадью — текст лекции, с которой он выступал в Обервилье (пригороде, где я как раз и жил) в ноябре прошлого года, вскоре после террористической атаки на Париж. Он ищет глобального объяснения этих событий, говоря, что «наша беда идет издалека» (Notre mal vient de plus loin — труднопереводимое название книжки, измененная цитата из «Федры» Расина).

Издалека — значит из современной структуры мира, где победивший глобализованный капитализм ослабляет роль государств (взяв на себя задачу, которую когда-то ставили перед собой социалисты), создает вместо них беззаконные безгосударственные зоны вроде ИГИЛ 1 1 Террористическая организация запрещена на территории РФ. — Прим. ред. или некоторых африканских стран, вытесняет два миллиарда людей в положение «несуществующих» для рынка — они и не потребители, и не рабочая сила. На уровне субъективного сознания человечество делится при этом на три типа субъективности: «люди Запада» (им есть что терять, и они дорожат своим благополучием), люди «желания стать Западом» (иммигранты, подражатели Западу в слаборазвитых странах; Бадью отзывается о них скорее снисходительно: африканские женщины пытаются выбелить себе кожу и т.д.) и «нигилисты» (те, кто свою ненужность осмысляет через инстинкт смерти: если я ничего не стою, то и все прочие тоже, можно их убивать, пусть и погибая самому). Из последних комплектуются разбойничьи банды, контролирующие зоны без государственной власти, а также террористические организации; у них «фашистское» сознание — реактивно-мстительное по отношению к капиталистическому обществу, как у французской коллаборационистской «милиции» времен нацистской оккупации. Важно еще, что религия здесь — второстепенный фактор, к ней приходят те, кто уже проникся ресентиментом: не ислам ведет к фашизму, а фашизм к радикальному исламу. Для левых задача в том, чтобы бороться не столько с фашизмом как таковым, сколько с глобальным капитализмом, который порождает обездоленных; первым шагом должна быть интернационализация левого движения, выход из национальной ограниченности: капитализм опередил коммунизм в глобализации, приходится его догонять.

Схема во многом убедительная, несмотря на некоторые неосмысленные политические предрассудки, свойственные французским левым, — например, иррациональную вражду к США и Израилю. Безусловно, лозунги «войны с терроризмом» или «с исламом» — ложная идеология, терроризм нельзя эссенциализировать, это вторичный процесс, симптом более глубоких проблем. Другой вопрос, насколько точно Бадью формулирует эти проблемы. Разумеется, в одной лекции обо всем не скажешь, но можно хотя бы обозначить границы своей концепции, иначе она получается и слишком широкой по применению, и слишком узкой по смыслу.

Во-первых, ратуя за глобальное мышление, Бадью на самом деле имеет в виду положение вещей, сложившееся в ограниченной части мира: это Европа, Америка, Ближний Восток и часть Африки. За рамками остаются другие важные регионы: с одной стороны, Дальний Восток, где складываются экономически успешные страны без массового ресентимента и без террористической войны (у них «желание стать Западом» дает скорее положительные результаты); и, с другой стороны, опыт Латинской Америки и России, во многом негативный, но иной, не укладывающийся в схему без серьезных оговорок. Да и роль религии все-таки не совсем второстепенна: скажем, исламские террористы в Америке, включая последнего, вчерашнего, до сих пор вроде бы не были ни иммигрантами, ни обездоленными аутсайдерами.

Во-вторых, хотя Бадью прямо такого не заявляет, капитализм фактически описывается у него как абсолютное зло, почти как терроризм в понимании властей; один враг заменяется другим, но сохраняется парадигма антагонизма, войны на уничтожение. Это плохо для концепции: как только философ начинает мыслить в категориях вражды, его мысль становится односторонней. Маркс относился к капитализму иначе — сознавал его прогрессивную роль и предлагал не уничтожать, а преодолевать его; сегодня, например, это значит продолжать и развивать, совершенствовать начатую им глобализацию. Бадью вроде бы и нащупывает эту проблему, но толкует ее в узко политическом, партийном смысле объединения коммунистов всех стран. Это, к сожалению, типично для современных левых, они часто упускают из виду диалектическую перспективу: не разрушать капитализм, а сделать лучше, чем он. Когда-то московские левые кричали на своих демонстрациях: «Нет фашизму, нет капитализму!» Оно, пожалуй, и так, но только у этих двух «нет» должен быть разный смысл, два разных модуса отрицания.