Люся, Люся, удавлюся! Не люблю её. Хитрая и худая.
Из старых знакомых у Глеба есть портной, который несколько лет шьёт ему костюмы по одним по выверенным меркам и лекалам — Глеб уверен, что в них выглядит достойно.
— Девять лет. Девять лет! А как теперь? — вдруг проговорил Глеб.
— Терпение, мой друг, терпение, — ответил бы я. Как и девять лет назад, мне было понятно, что я единственный, кто мог помочь Глебу, и кого он не раздражал, потому что был готов к проблемам, свалившимся на него, больше чем он сам, не говоря уже об окружающих.
Но тут в дверь позвонили.
— Ну, кто там ещё? — подумал я. Видимо и Глеб так подумал, потому что нехотя и медленно встал, крутанул защёлку, открыл дверь, но забыл включить свет.
— Глеб, у Вас всё хорошо? — раздался, после некоторой паузы, встревоженный голос Вики.
— Прямо, отлично! — сказал бы я.
— Да, наверное…. Как Женя? — туманно ответил Глеб.
— Просто, у Вас темно, поэтому я и….
— А…, извините, — Глеб безжизненно щёлкнул выключателем, который находился рядом с дверью. — Мне всё равно.
Вика нервно улыбнулась, желая скрыть неловкость.
— Женя пришёл в себя, всё более ли менее нормально….
— Слава Богу, — спокойно обрадовался Глеб.
— Да, кому-то повезло больше, — позавидовал я.
— Но у него сотрясение мозга, закрытый перелом правой руки, трещины в двух рёбрах, и ушибы, порезы….
— Бедняга…!
— Правда, врачи уверяют, что состояние стабильное и скоро всё нормализуется.
— Конечно, он же боец.
Вика радостно улыбнулась, и, помолчав немного, начала грустно и нерешительно.
— Женя спрашивал про Буса. Я сказала, что он в клинике, — и вопросительно посмотрела на Глеба.
— Правильно, так лучше.
— А…? — она замолчала, неуверенно помотав головой.
— Скажи ей, Глеб. Пусть порадуется.
— Мы похоронили его сегодня.
Вика ужаснулась, прикрыв рот рукой.
— Как жаль…, Господи….
Глеб молчал.
— Мне безумно жаль. Глеб, это ужасно.
— Да…, — он закивал в знак благодарности за сочувствие.
— Хотела сказать, безумно рада? Теперь никто не помешает протаптывать тропу к Глебу. Засобиралась, иди-иди, — съязвил я, жаль, что меня никто не слышал.
— Женьке привет. Мы обязательно…, я… я его навещу, когда будет можно.
— Конечно, он будет счастлив! — сверкнули заячьи зубы.
И она радостная поспешила вниз, а Глеб, постоял немного и медленно, закрыв дверь, непонятно зачем, опять выключил свет и сел на пуфик.
Он просидел ещё минут десять, тяжело вздыхая, и зовя меня, не зная, что всё это время я стоял рядом.
Не вставая, Глеб щёлкнул выключателем, и, открыв глаза, чётко и ясно увидел перед собой меня. Это кажется невозможным, но это так.
— Бус? — мелькнуло в его растерянно-подозрительных глазах и по всему телу пробежало стремительное оцепенение.
— Да, Глеб, это я.
Я стоял и смотрел, как истукан, как музейное чучело, и Глеб выглядел так же. И поразительно было, что он смотрел на меня и видел меня! И непонятно было, что его удивляло больше, но вариант помешательства он принял сразу. До того, как Глеб снова нащупал выключатель, и стало темно, он слабо помотал головой, можно сказать, подёргал, а глаза ненормально заблестели и кривая сомневающаяся усмешка, проступила на его лице.
— Не верит, — подумал я, — это понятно. Он привык ощущать, а тут вдруг….
Я терпеливо ждал, когда включится свет, и он посмотрит на меня как-то вымучено радостно и скажет.
— Бусянда….
Но снова раздались два быстрых щелчка.
Иванов Дмитрий Георгиевич, муж Вики, всё-то время, которое Женька был без сознания, много кричал, обвинял, выяснял, изобличал. Безусловным лидером по негативу была Вика. Вторым — Глеб и я, а бронза досталась городскому водоканалу, владельцу колодца — организации светил внушительный иск.
Конечно, уже было написано заявление в прокуратуру, оповещены местные и краевые СМИ, и сам глава города справлялся о здоровье сына Дмитрия Георгиевича.
Дмитрий принадлежал к категории везунчиков, хотя таковым себя не считал, будучи уверенным, что всего добился сам. С этим трудно не согласиться — школа с золотой медалью, два высших образования, стремительное продвижение по карьерной лестнице, членство в правильной партии — всё правильно.
С чем ему действительно повезло, так это с внешностью. Если бы не его категоричное отношение к мужчинам артистических профессий, включая моделей, которых он считал «дезориентированными», то Дима вполне мог дефилировать по подиуму. Высокий, сложенный на «отлично», большеглазый шатен. Но улыбался он хитро.
Читать дальше