Сергей Шустов - Бах

Порой эта нарождающаяся из тишины, дозировано, «по каплям», музыка кажется сначала даже какой-то «невнятной»… Ты просто еще не слышишь всего музыкального богатства, оно еще только разворачивается, постепенно и исподволь… Это словно проба на честность, открытость слушателя — а тот ли человек пришел к моим вратам?!, — спрашивает Бах.

Иногда я сожалею о предстоящей смерти только лишь по причине того, что она, смерть, отнимет у меня недослушанного Баха. Закроет занавес перед потоком его музыки….

И сама эта мысль так вновь и вновь поражает меня, что мне вдруг нестерпимо хочется жить; хотя в другие мгновения я никогда не думаю о смерти с неприятием и ужасом. Таким образом, Бах отвращает меня еще и от желания кончины и противодействия жизни.

Парадокс состоит в том, что совершенно в это же время баховская музыка органично примиряет меня с темой смерти, где, в отличие, скажем, от Моцарта, который явственно и панически боится смерти — и этот ужас звучит в его Реквиеме, — Бах приемлет ее спокойно и достойно, как естественное продолжение земного пути.

Невероятной силы небольшое произведение (как часто это встречается у Баха — мощь в концентрированном виде, глубокая мысль, высказанная лаконично, даже скупо!) — ария (точнее, Lied — нем. Песня) «Komm, susser Tod» — как раз на эту тему. «Приди, сладкая смерть!» — это дословно. В духе нашей, отечественной идеологии, старающейся стыдливо обойти «щекотливую» тему, советские переводы этого баховского шедевра звучат примерно так: «Жду тебя, мгновенье покоя». Слово «смерть» — это уж слишком! И вновь — наше простое человеческое чувство ужаса перед кончиной, первобытный страх не называть даже слово, обозначающее неприятное явление, с тем, чтобы — не приблизить его, не вызвать «духа»! Первобытный анимизм. А Бах между тем строго и величественно ведет тему своей «песни». Это спокойствие человека, достойно завершающего свой земной путь… Полная сдержанности и мудрости, и, в целом, простая мелодия трогает душу настолько глубоко, насколько мы можем принять и благословить этот наш собственный шаг «через порог» — и идти дальше…

Нет, не о покое — баховская музыка. Она — о продолжении. Словно мудрый человек, уже исчерпавший здесь, в земной юдоли, свои силы и возможности, призывает Смерть — как нового… ну, если не друга, то — поводыря, в новое странствие, с новыми неведомыми дорогами и испытаниями….

…

С другой стороны, после моей собственной кончины, разве не Бах будет сопровождать меня в ином мире? Что там может быть за музыка, если не баховская? Не потому ли люди, знающие, понимающие и любящие баховскую музыку, достойно и спокойно воспринимают Смерть. Возможно, интуитивно они предполагают, что и там, «за порогом» двух миров, эта музыка не оставит их, а пребудет с ними. Если Там меня ждет Бах, то я смело ступаю на последний отрезок своей земной жизни. Я не боюсь в этом случае встречаться с тем, что должно вызывать внутреннюю панику и неприятие. Если же там нет Баха, то там, стало быть, нет никакой музыки вообще, я в этом уверен полностью. И тогда здесь, «до порога» мне нужно запастись ею. И вот тогда я говорю себе (вслед за многими другими, увы!) — «мне мало Баха!». Я вновь и вновь желаю погружаться в него, черпать из него, пропитываться им, словно волшебным египетским бальзамом, дабы уберечь свою душу от тления.

…..

В 1836 году Шуман написал: «Однажды вечером я пошел на лейпцигское кладбище, чтобы посетить место успокоения одного великого человека, в течение долгих часов я искал, но нигде не нашел надписи „И. С. Бах“… . Когда я поинтересовался у могильщика, он покачал головой относительно моей неосведомленности, и сказал: „Бахов много было!“ По пути домой я думал, как поэтично действует случай! Чтобы не нужно было думать о преходящем прахе, чтобы образ банальной смерти не преследовал нас повсюду, случайность разбросала его прах по всему свету, чтобы я после этого мог представить его себе только в великолепной одежде, сидящим с выпрямленным корпусом перед органом. Звучит инструмент, публика благоговейно взирает на него снизу вверх, а сверху вниз на него, быть может, смотрят ангелы…».

………

Смерть, конечно же, пришла в свой час и к Баху. Физически он был давно готов к встрече с ней. Пишут, что Мастер в последние годы «ничего не создавал и медленно угасал среди многочисленной родни». Что происходило в те времена внутри Души великого человека — нам не дано узнать. Думал ли Бах о бессмертии? Своём — конечно же, нет. Как примерный и богоревнивый бюргер-лютеранин, он прекрасно всё знал наперед: какие события последуют вслед за его кончиной… Думал ли он о бессмертии своих Творений? Конечно же, да! Он не мог не думать об их Судьбе…