Сергей Шустов - Бах

….

Ровно также и я, «сосуд скудельный», дерзаю на запретный путь, — и мое восприятие Баха не что иное, как восприятие Времени… Если мне «мало нравится» или «не понятна» какая-либо вещица из баховской музыки, то, я знаю, что это означает всего лишь то, что я еще не пришел к ней! Она еще не стала «моей». Пройдет время — и она овладеет моим разумом и сердцем…

….

Мог ли Бах в 22 года, сочиняя в Мюльхаузене Кантату №131, предвидеть всю свою предстоящую жизнь, полную невзгод и тягот, но — главное — без публикаций всего написанного и сочиненного?! Как он мог печалиться заранее, зная, что медленно, но верно песок времени заносит всю его музыку — и она исчезает неотвратимо, так, что даже сам ее Творец начинает забывать… И лишь жалкий рукописный листок с выцветающими чернилами еще держит, силится держать, тепло его руки — и тепло его музыки?!

…

Еще одно замечание о времени и о том, как Бах, сам того не ведая, победил его… В юношеской мюльхаузенской кантате №131 (оказалось, что она была исполнена в память о страшном пожаре, уничтожившим город, хотя сочинялась Бахом не для этой цели…) те же элементы, по которым я безошибочно узнаю позднего, Лейпцигского Баха. Для меня существует этот временной парадокс: гений Баха сразу сочинял одну музыку — в ней не различимы «молодой» и «зрелый» композитор!

Восприятие времени под Баха также у меня происходит как-то странно. Вот, например, ставлю в музцентр Aria variata (alla maniera Italiana) (BWV 989). Сажусь в кресло, погружаюсь в музыку… И вот — иногда мне Ария с вариациями, занимающая по времени, согласно инструкции к диску 15 минут 35 секунд, кажется мне очень короткой,… так, что я не успеваю ей насладиться сполна. В другой же раз — она столь значительна по продолжительности, что мне кажется, уж не повторно ли мне её воспроизводит моя музыкальная машина?! И многое успеешь передумать и вспомнить, многие образы и события давних дней пронесутся перед мысленным взором, пока слушаешь ее…

Что это за явление? Музыка Баха по-прежнему состязается со временем в прятки и догонялки?

Сомнение — вот главный враг художника. Мастера. Не критика толпы, не забвение потомков — а только собственное сомнение в том, ТО ли ты делаешь, достойно ли ТО, что делаешь, называться искусством?!

Бросить творить на середине, опустить руки, плюнуть в сердцах: «всё не то!», «я бездарен!», «куда мне тягаться с титанами?»…

Бах тоже мог махнуть рукой — и перестать сочинять. Раз не публикуют, не слушают, не хвалят! Разве не такие слова говорим все мы, пишущие, сочиняющие, музицирующие?… Но — ЧТО бы в этом случае сейчас делал Я?! И этот мой чистой воды эгоистический вопрос не кажется мне самому неуместным и постыдным…

…

Когда ничего не хочется делать, и все начинания кажутся бессмысленными, а творческие потуги — бесполезными, заведи себе правило — слушать «Магнификат», и уже с первой его частью, ликующей и светлой, ты возродишься к жизни и творчеству. Вспомни, как сам Бах шел к вершине — и следуй этим же путем! Сначала преодолей себя.

Физиология? Нет, душа!

Новопассит? Нет, Бах!

После Баха для меня непривычно звучит даже тишина….

…..

Почему Бах так индивидуален для слушателя? Почему так важна индивидуальность слушателя для Баха? И даже в церкви, в кирхе, в толпе народа, музыка, льющаяся с хоров, находит каждого человека в отдельности — и совершенно по-разному производит свое действо внутри каждого….

Почему никто и никогда не поймет и не услышит, ЧТО Бах делает с моей душой? Почему я твердо верю, что он нашел эту музыку именно для меня? А я нашел ключ к его музыке? И у всех других поклонников Баха — совершенно другие ключи? Потому, рассказывая другому почитателю этой музыки, я уже заранее знаю, что сам — не смогу выразить во всей полноте свои чувства и мысли, а он — не поймет глубины моего понимания, ибо понимает глубоко, но совершенно по-иному. У нас разные ключи! И — это сладостно и больно одновременно.

…

Есть у Баха такое явление как «рождение музыки». Actus tragicus, начальные хоры «Страстей», и, особенно, органная прелюдия и фуга BWV 531 — вот яркие примеры, когда нужно вслушиваться в музыку, чтобы не пропустить момента, когда начинаешь ее понимать. Т.е., когда поймешь — что, вот, она родилась! Наступил момент рождения, равный пониманию. Это редко встречается у других композиторов. Может быть, это приём — заставить слушателя напрячься, а не пребывать в состоянии расслабления?!