Ричард Фланаган - Первое лицо

Одинокие, совершенно одинокие странники.

Все это мы ощущали, но гнали прочь. У нас продолжался негромкий профессиональный разговор об окончательном выборе иллюстраций для книги. Ни я, ни Пия не упомянули тот диапозитив с освежеванным трупом. Вероятно, для этого не оставляла места недавняя смерть Хайдля, или нам просто не хватало духу задуматься, что все это могло означать. Книга подошла к концу, а конец – это конец, правда?

Если бы стоявший у нас перед глазами образ противоречил написанному мной тексту или нашим мыслям, его можно было бы попросту отбраковать. Как очередной неудачный снимок. Однако он захватил наше воображение, стало глупо убеждать себя, что он – лишь мелкая досадная случайность. Сама же книга, которую мы с таким трудом собрали, как мозаику, из выдумок Хайдля и моих собственных, оказалась – теперь это ясно как день – очередным трюком, очередной неправдой.

И, как уже бывало, рядом внезапно появился Хайдль и принялся нас высмеивать, если не хуже. От моего благодушного настроя не осталось и следа, я весь взмок и застыл в напряжении. Кто же сделал этот снимок – неужели сам Хайдль? А если кто-то другой, то как это изображение оказалось у Хайдля? Ведь в 1992 году Интернета еще не существовало; легко ли было передать в чужие руки фото освежеванного трупа, болтающегося на дереве?

Устройство для перекачки сточных вод ужаса со всех концов света прямо в твой дом еще не считалось символом прогресса. Да и зачем Хайдль под конец жизни вдруг решил вставить в кольцевой магазин именно этот слайд? Чтобы утвердиться в роли злодея? Чтобы предстать в своем извечном облике Яго?

В моем сознании навязчивое видение повешенного трупа попеременно трансформировалось то в Пию, то в Хайдля, то в меня самого, а то и в наше с Хайдлем переменчивое двуединство. Как и все видения, оно было преходяще, возникало одновременно передо мной и где-то совсем в другом месте, показывая при этом, во что мы все превращаемся.

Пия пережила десятилетия, когда издательский бизнес рубили под корень: в этом редеющем лесу она умудрялась на каждом этапе забираться на новое дерево, еще выше прежнего, и в конце концов осела в Нью-Йорке, работая в «Пингвин Рэндом-хаус», последнем великом издательстве, связанном с последним великим европейским городом и со всеми соответствующими обстоятельствами, которые некогда казались нам существенными.

Она достигла таких высот, которые намного превосходили даже самые смелые ожидания Джина Пейли: ее деятельность в нескольких редакциях, отмеченная рядом премий, включала в свою орбиту прославленных авторов и литературных поденщиков, иски по делам о клевете и неотработанных авансах, бестселлеры, циркуляры и платежные ведомости, а когда пришел ее срок, умерла она не от деменции, которой боялась как огня, а от рака желудка, пожалев лишь о том, что ее судьбой стал заваленный бумагами письменный стол, а позднее – экран монитора с растущими метастазами электронной почты, оповещений и предупреждений, которые разъедали ей душу и проникали в нутро, где, пустив корни, и убили ее на пятьдесят седьмом году жизни. Ее рукописи, некогда предмет любви, обрекли ее на неустроенность, а напоследок даже перестали давать успокоение.

А я?

Я еще жив.

Мне предстояло возвращение в Хобарт и ожидание знаменательного момента, который так и не выпал на долю моего собственного романа.

Возвращаясь из конференц-зала, мы столкнулись с Джезом Демпстером, Пия представила меня этому титану. Впервые в жизни я познакомился с другим писателем именно как с писателем. Мне это было лестно и потому отвратительно.

Вы непременно должны продегустировать мой хамон, сказал Джез Демпстер, возвращая нас в тот самый офис, где в прошлый раз я смотрел на револьвер Зигги Хайдля. У меня есть ферма в горах на мысе Отвей, продолжал он, и после Хайдля его манера общения казалась чрезвычайно приятной и непринужденной. Держу свиней уэсекс-седлбеков, сообщил Джез Демпстер. Кормлю их, как принято в Испании, только желудями, и вот результат – этот хамон, первый в Австралии.

Джез Демпстер намного опередил свое время в плане небольших специализированных агрохозяйств, в плане комплекции и во многих других отношениях. Его широкое лицо украшала, как полоска молотого перца – свиную шкварку, короткая бородка. Хотя поваренная книга якобы вышла из-под пера самого титана, рецепты для нее предоставил его тощий шеф-повар, андалузец. Джез Демпстер, сдабривая свой голос певучей искренностью, поведал нам, что повар был более чем щедро вознагражден за свою анонимную помощь.