Во всяком случае, в теории.
В середине дня Эмма подобрала свою племянницу Кит на железнодорожном вокзале. Кит бежала по площади, размахивая сумкой, и пасхальный ветерок раздувал ее волосы, творя нечто вроде нимба. Запрыгнув в машину, она тряхнула головой, будто лев, и волосы рассыпались по плечам львиной же гривой. Поцеловала тетю, обняла за плечи. Глаза у нее тоже были львиные — широко раскрытые, с золотистым отливом, а взгляд пристальный. Какой она стала красавицей, подумала Эмма; настоящая сердцеедка. Ей вспомнился молодой Ральф, приезжавший с армейской службы на побывку: брат всегда был слишком погружен в свои мысли, чтобы разбивать чьи-либо сердца.
— Выпьешь со мной чаю? — спросила Эмма. — Потом я отвезу тебя домой. Не волнуйся, я купила кекс в магазине и вовсе не собираюсь затевать пиршество с готовкой.
Эмма жила в аккуратном двухфасадном коттедже красного кирпича, что стоял на улице Хай-стрит в Фулшеме. Этот район, по меркам всей остальной Англии, не считался самостоятельным поселением — так, пригород с несколькими магазинчиками, почтой, церковью, баптистской часовней и с некоторым количеством общественных зданий. Еще там имелись памятник героям войны, приходская лавка, магистрат, зал заседаний комитета по управлению игровыми площадками, отделение «Женского института» [25] Организация для женщин, проживающих в сельской местности; курирует всевозможные женские кружки, общества и пр.
и передвижной киоск по торговле свежей рыбой. В сотне ярдов от дома Эммы располагалась школа, в которую Кит ходила в пять лет; в пятидесяти ярдах — магазин, где племянница покупала сладости после занятий на пути к тетке.
В те дни Эмма редко бывала на дежурстве днем; обычно она дежурила в другое время, вечерами и по выходным, когда ее коллеги рвались на волю. Поэтому в четыре она, как правило, уже была дома и распахивала дверь перед детьми, выслушивала новости о школьных делах, поила лимонадом, кормила булочками и затем отвозила домой. Очень часто мистер Палмер, агент по недвижимости, уходил от Эммы, когда Кит появлялась. Она знала, что мистер Палмер — близкий друг ее тетушки и подозревала, что он специально приходит пораньше, наесться булочек и других лакомств, которых детям не давали. Иногда мистер Палмер выглядел особенно довольным. Он подхватывал Кит, подбрасывал к потолку, отчего она притворно визжала, и давал ей два шиллинга одной монетой. Кит чувствовала себя богачкой, спасибо мистеру Палмеру. Ее младший брат Робин, когда пошел в школу, стал жаловаться, что ему мистер Палмер дает меньше — всего шесть пенсов — и еще ерошит волосы. Ты же не знаешь, сказала она брату, может, он обеднел. Читай книжки — там написано, что такое бывает.
С той поры минуло пятнадцать лет, Кит стала краситься и ходила есть устриц с сыном мистера Палмера.
Эмма, которой еще не исполнилось пятидесяти, говорила, что она «наполовину на пенсии». Хочется отдохнуть, объясняла она Ральфу, после стольких лет ухода за бледными беременными женщинами, после прижигания зеленкой бесчисленных прыщиков на коже вопящих карапузов, подцепивших ветрянку, после надрывно кашляющих стариков с их непременным: «Что-то у меня грудь слабая стала, миссус». Она подрабатывала на праздниках и на выходных, замещая бывших коллег, продолжала почитывать медицинскую литературу и время от времени участвовала в супружеских дебатах насчет того, заводить или нет детей. Последнее ее всегда сильно интересовало. Она посещала окрестные коттеджи и беседовала с их обитателями, не стесняясь в выражениях. Ее звали, например, наложить повязку или помочь справиться с прострелом, а она вручала пациентам пресловутое резиновое изделие. Робин однажды представил ее своему школьному приятелю так: «Моя тетушка Эмма, она изрядно постаралась обезлюдить Восточную Англию». Эмму охотно приглашали на уроки и на занятия в школах и колледжах по всей стране. Директорам учебных заведений нравилось, что она умеет говорить прямо, но не вводить при этом в смущение юных слушателей. Вдобавок она казалась молодежи старой, и слушатели вряд ли воображали, как она сама занимается тем, против чего предостерегает.
У Эммы было тепло и прибрано.
— Садись, где хочешь, — сказала она. Кит тут же плюхнулась на первый попавшийся стул. Буквально мгновение назад в ней бурлила жизнь, а потом из нее словно выпустили воздух.
— Я ездила в Уолсингем, — продолжала Эмма. — Помолиться за Феликса. Разве не странно? Чтобы я вздумала молиться?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу