— А ты чего спать-то завалилась? Если не хотела со мной ехать, так бы и сказала сразу еще днем.
Я вспомнила наше дневное общение и подумала: «Сказать нет у меня не было ни единого шанса, все произошло так быстро, что опомнилась я, только когда села в вагон метро».
— Да нет, просто легла отдохнуть и подумать, что надеть на вечер, и как-то сразу вдруг уснула. Вот.
— А-а, это тебе во сне, что ли, приснилось надеть такую футболку?
— Футболку, — повторила я вслух и, потрогав ее на груди рукой, засомневалась в том, что мне вообще надо куда-то ехать.
— Ага, крутая!
— Крутая? — неуверенно переспросила я
— Ага, Джим Моррисон был очень крут, — сказал он, на мгновенье отвлекаясь от дороги и лукаво улыбаясь, глядя на меня.
Ну да, я-то знаю, что Джим был крут, а он-то откуда, блин, это знает?
— Откуда ты знаешь, ты ж еще тогда не родился?
— А ты что, блин, родилась тогда уже, что ли? — сказал он, громко смеясь.
Да, Моррисон умер от передоза в семьдесят первом, я родилась в семьдесят четвертом — нестыковочка.
Нет, ну что я за дура-то такая, проклятые стереотипы, «если молодой, то слушает всякую херню». Музыка, у которой есть душа, она вне времени и вне поколений, и неважно, в каких вы родились — в семидесятых, девяностых или нулевых. «The Doors» — форева! «Металлика» — форева! Элвис — форева! Джо Дассен — навсегда! Моя дочь в начальной школе обожала Мэрилина Менсона, а в два года отплясывала в памперсе под «Рамштайн», у нее нет никаких шансов на восприятие попсы. До определенного возраста детям нравится то, что слушают их родители, лишь годам к двенадцати у них формируется свой вкус и свое отношение к музыке, но базируется все это на том, что она слышала в детстве. Вкус можно привить, но только делать это надо в раннем детстве. Я с точностью на сто процентов знаю, что моя Дарья не будет слушать российский шансон и пользоваться дешевыми духами, лучше не пользоваться ничем, если нет денег на приличные — я ее этому научила…
Пока мы болтали, я упустила из виду, что мы выехали за город.
— А куда мы едем? — настороженно спросила я.
— К одному моему другу, он живет в пятнадцати километрах от города.
— А в каком направлении мы едем? — почувствовав, как становится немного влажной моя спина, спросила я, хотя прекрасно понимала, что ответ мне ровным счетом ничего не даст. Перед поездкой в Париж я почитала только об округах самого города, а пригород меня не интересовал.
— Там хорошо, тебе понравится, — ответил он, и я окончательно напряглась.
Господи! Что ж я за идиотка-то такая, куда я еду, с кем? Гаспар — это его настоящее имя? Нет, конечно, какой-то Гарик-извращенец и маньяк везет меня в неизвестном направлении за город. Перед глазами стали всплывать все фильмы ужасов про расчленение туристов, про молчание ягнят и что-то там еще про бензопилу.
Меня охватила паника. Даша одна в гостинице, ей четырнадцать, у нее нет денег, карта и кошелек у меня. В номере из еды не съеденный салат и отгрызанный багет, куча сувениров для друзей и билеты на обратную дорогу. Догадается она позвонить отцу, если утром меня не окажется дома? Она ведь останется совсем одна, как она будет жить, что с ней будет? У меня затряслись ноги.
В это время мы подъехали к хорошо освещенному и, как мне показалось, очень старинному кованому забору, двери автоматически открылись, и я приготовилась в ближайшее время расстаться со своей никчемной жизнью.
— Эй, пошли! — выдернул меня из бездны кошмарных картинок, нарисованных моим воспаленным сознанием, голос Гарика.
Он стоял, открыв мою дверцу, и вопросительно поглядывал на меня. Стоял, как обычно, со своей по-детски открытой улыбкой, в левой руке у него дымилась СИГАРЕТА!!!
— ТЫ ЧТО, КУРИШЬ?! — с неподдельным изумлением спросила я.
— Ты по ходу тоже что-то куришь, — весело сказал он. — Я всю дорогу курил, я вообще много курю, тут все много курят, — сказал Гарик-Гаспар.
Я остановилась как вкопанная, забыв про страх быть заживо расчлененной.
— Как всю дорогу? Ты шутишь? Я не заметила. Ты и днем курил?
— Да, — тоже остановившись, немного настороженно ответил он. — Днем я меньше курю, чем вечером, на работе особо не покуришь, сейчас почти везде датчики дыма стоят, а вечером одну за одной.
— Так вредно же, — промямлила я, предполагая в уме, что, возможно, у меня рак головного мозга, и очень скоро я умру.
— Кто тебе сказал такую ерунду? — засмеялся он. — Пошли уже.
Я вдруг услышала где-то за деревьями веселые голоса, которые, словно шумный ручей, журчали мне, что, возможно, расчлененки сегодня не будет. И я увидела, что стою на довольно большой парковке, на которой стояло много красивых машин не известных мне марок.
Читать дальше