София Кульбицкая - Зуд

— Но рашен мьюзик! — в три голоса заорали со столика Интеллектуала. — Инглиш мьюзик, эребиен мьюзик, плиз!!!

— Возьмите мою флешку! У меня битлы! — крикнула Лара. В эту-то трагическую секунду и подскочил к бару невесть откуда взявшийся Вентилятор, бешено размахивая руками:

— Вай? Вай онли ван ченнел тиви?! Вай?

Амад смотрел на него и улыбался, но чего от него хотят — не понимал. Он уже несколько раз подкрутил ручку громкости, открыл холодильник и продемонстрировал Вентилятору весь ассортимент «олл инклюзив», но тот не унимался:

— Вай тиви донт ворк?! Естердей — фор рашен ченнел, тудей — ноу ченнел! Онли ван инглиш ченнел тиви нау! Вай?! Вай?!

— В конкурсе на самое тупое выражение лица между клиентом и барменом победил бармен, — негромко произнёс Интеллектуал.

И опять Вадим ощутил к нему симпатию. Он уже хотел сказать что-нибудь колкое в том же духе, но тут Вентилятор внезапно обратился к нему — в его голосе звучала паника на грани безумия:

— У вас телевизор в номере работает?!

— Там антенна где-то повредилась, — ответил Вадим и поспешил покинуть интересное общество от греха подальше.

Но далеко уйти не смог.

При свете дня он избегал курортных заведений — слишком болезненно они тревожили память. Иное дело — поздний вечер, когда тихая, ленивая днём аллея променада превращается в злачный квартал, со всех сторон несутся соблазнительные звуки и ароматы, а задрипанные пальмы обвиваются гирляндами огней.

Он никогда не был настолько рисковым отцом, чтобы посещать с ребёнком рестораны по вечерам. Теперь, стало быть, ничего не мешало зайти в одну из кафешек, выпить кофе и даже покурить кальян — просто чтобы почувствовать себя белым человеком. После двух-трёх затяжек ностальгия теряла остроту и становилась почти приятной.

Хотел селфануться на фоне богатых декораций, но память старого мобильника переполнилась. Полез в «галерею», начал удалять лишнее… и вдруг остановился почти в испуге.

Этой фотографии он не помнил. Кто снял это?..

После нескольких секунд отлегло. В первые дни отпуска щёлкал что попало. Снимал море, пляж, небо, концентрируясь на пейзаже, не обращал внимания на то, что как бы само попадает в кадр. Вот и попала она.

Огромная. С недовольным видом сидит на лежаке. Пастозное лицо с отвисшим подбородком кажется маской, чтобы отдохнуть от надоедливых кавалеров. Тяжёлая грудь, складки на животе. Алая помада, оранжевый цветок над ухом, ярко-синяя тряпочка бикини…

Впервые он видел её так близко. Старая, жирная, со всеми своими оспинами и морщинами, она ну никак не могла быть привлекательной, но он смотрел и смотрел, не в силах оторваться — настолько она не боялась своего возраста и даже плевала на него.

«Женщина-красавица» в своём крайнем проявлении. Вульгарная, отвратительная, но прекрасная… Он вдруг осознал, что слегка возбуждён.

Мелькнула, испугала мысль: мог бы он изменить Кате?.. Нет, не эта, конечно — слишком уж она стара и грозна. Но что-то нехорошее творилось с Вадимом при виде неё. Может быть именно потому, что сама она была исключена даже как вариант, он не мог отгородиться от неё никакими нравственными ограничениями и против воли чувствовал — ещё не вожделение, нет, но какую-то извращённую тягу. Он пытался объяснить это здоровой мужской физиологией — отдохнул, жара, воздержание! — но смущало и пугало то, что нехорошие чувства возникали именно при виде этой бабы и при мыслях о ней. Хотя, гуляя по набережной, встречал много разных, молодых и красивых, почти обнажённых — и чувствовал себя совершенно спокойно.

Впрочем, это как раз понятно — все они были для него как бы недо-Танькой. Вадим хорошо понимал, что препятствие не в «…Таньке», а в «…недо». Не в том дело, что молодые девушки напоминали ему дочь, а это было табу. Наоборот. Они напоминали ему дочь ровно настолько, чтобы не выдержать конкуренции. Заглянув глубже в себя, Вадим понял: встреться ему Таня, но чтобы она при этом не была ему дочерью — он бы перешагнул через всё, без раздумий бросил Катю и разрушил семью. К счастью, а, может, и к сожалению, повторить её не под силу даже всемогущей матушке-природе.

Но вот эта, большая, вульгарная, страшная… С чего я взял, что Амад метит в альфонсы?! Просто до трясучки хочет огромную белую женщину — и уже неважно, сколько ей лет…

Что со мной, думал Вадим, дрожа, что со мной…