Василий Кузьменко - Право Рима. Константин

— Что ты намерен делать?

— Мама, я не меньше тебя возмущён беззаконием Максенция, но в ближайшее время сделать ничего не смогу.

— Почему?

— Во-первых, на мне лежит ответственность по защите границ империи от набегов варваров и это главная моя задача. Во-вторых, мне пока не понятно, как будут развиваться события на востоке в противостоянии Лициния и Максимина Даза и наконец, в третьих, объясни мне, пожалуйста, что за непримиримые противоречия существуют между христианами, из-за которых они так жестоко страдают, но при этом находят в себе силы забыть о них уже перед самой смертью?

— Боюсь, что я не смогу тебе в этом помочь, — вздохнула Елена, — тебе надо было задать этот вопрос епископам, которых ты принимал у себя во дворце месяц назад.

— Думаю, что мне ещё придётся пообщаться с ними на эту тему, — улыбнулся Константин.

— Константин, я давно хотела тебя спросить, ты обратил внимание, сколько в твоих легионах служит христиан?

— Да, честно говоря, даже не ожидал!

— Христиане были бы самыми преданными тебе воинами, — произнесла мать, глядя в глаза сыну.

Константин внимательно посмотрел на неё, прошёлся по кабинету, затем присел рядом с матерью и тихо сказал:

— Мама, я пока не готов принять христианство, и я никогда не допущу войны религий, даже в борьбе за власть!

— Что ты имеешь ввиду?

— Я не могу разделять моих доблестных и закалённых в боях солдат по религиозному признаку, христианство ещё не очень сильно распространено в Италии и самом Риме, и поэтому такая война ввергнет всю империю в хаос!

— Может быть, ты просто осторожничаешь?

— Возможно, взвешенность решений основа мудрой политики, — улыбнулся Константин, вставая, — я рад, что мы понимаем друг друга.

— Хорошо сын, я, пожалуй, пойду, — встала Елена, — у тебя работы целый стол.

— Я ещё поработаю, — улыбнулся Константин и поцеловав мать в щёчку, вернулся к своим делам.

Наступила зима. В один из вечеров Константин играл со своими сыновьями в большом зале дворца в Тревире. Они сидели напротив камина на медвежьей шкуре. Рядом с ними возле камина сидела и Фауста, с удовольствием наблюдала на столь редкие минуты общения своего сына Константина с отцом. Крисп проводил с ним гораздо больше времени с помощью своей бабушки. Фауста наблюдала, с каким удовольствием сыновья слушали объяснения своего отца. Перед ними стоял макет римского военного лагеря, и Константин рассказывал детям, для чего нужен частокол, ров, башни. Конечно, Крисп знал уже гораздо больше своего младшего брата, поэтому он иногда с самым умным видом вставлял в рассказ отца свои реплики. Эту семейную идиллию внезапно нарушил стражник, который сообщил о прибытии прокуратора Тиберия Гая Луциуса. Константин потрепал по головкам сыновей, затем направился к выходу. Проходя мимо жены, он чмокнул её в щёчку.

— Ты надолго? — спросила Фауста.

— Думаю, что надолго, — ответил Константин и быстро вышел из зала, направляясь в свой кабинет.

Возле кабинета его ждал прокуратор. Было видно, что прибыл он с хорошим известием. Жестом, пригласив его в кабинет, Константин вошёл в него первым и сел за свой стол.

— Приветствую вас мой император, — весь светясь, произнёс Тиберий.

— Здравствуй, ну что там у тебя, — спросил Константин.

— Вот самая главная новость, — подал свиток прокуратор.

— Что здесь?

— Префект Испании сообщает, что его провинция переходит под вашу юрисдикцию! — гордо произнёс Тиберий.

Константин внимательно прочитал свиток, и уже с улыбкой произнёс:

— Как я понял, это с вашей помощью у него изменились приоритеты?

— Собственно Максенций сам подвиг префекта Испании признать вашу власть, — довольно улыбаясь, сказал Тиберий.

— Но не без вашего участия?

— Я просто показал некоторым влиятельным чиновникам из его окружения письмо сенатора Нумерия о казни христиан в Колизее.

— Да, да помню, и что этого оказалось достаточно? — спросил удивлённо Константин.

— Соответственно с моими комментариями, но могу сказать, что больше всего всех возмутила не сама казнь, а его указ!

— Да, пожалуй ты прав, Максенций после смерти Галерия возомнил себя законным августом, — зло произнёс Константин.

— Это ещё не всё мой император! — загадочно произнёс Тиберий, положив на стол несколько монет.

Константин взял со стола три монеты и стал их рассматривать. Одна из них была выпущена Максенцием, по случаю победы в Африке. В другой он обожествлял своего отца Геркулия, а в следующей монете, он уже обожествлял Констанция Хлора, его отца, тем самым, он сам себя ставил себя в один ряд с этими августами, намекая на то, что Константин всего лишь женат на его родной сестре. Константин всё понял, но давно приучил себя не реагировать на любые внешние обстоятельства сразу, особенно если эти обстоятельства ему предоставлял другой человек. Так учили его отец и император Диоклетиан, поэтому он с безразличным видом спросил: