Василий Кузьменко - Каждый любит, как умеет

Тут она замолчала. Я увидел, в уголках её глаз слёзы. Под стук колёс мы молчали. Мимо проносились деревни, станции, на них люди со своими делами и заботами. Минут через пять, всё же проглотив свои внезапно нахлынувшие слезы, старушка продолжила свой рассказ, и как я уже понял, в главной своей части.

— Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Поехала как-то Варюша в соседний город клиента отвозить, да на обратном пути увидела свою обидчицу, та в свою машину садилась. Вскипело видимо у Варьки всё, да так, что разума лишило, развернула она своё такси, разогналась и прямо в эту машину понеслась. В последний момент увидела, что в машине ребёнок, отвернула, да и столб врезалась. Такси разбила, а саму пришлось по запчастям собирать. Мужик её побелел весь, когда узнал. Полгода по больницам её выхаживал, а потом ещё год дома, как за дитём малым, лежачая она была, врачи сказали, что ходить не будет, а он выходил. Любит он её сильно.

Подружка, обидчица её, всё поняла, лечение, и ремонт машины оплатила, в больницу приходила прощение просить, значит. Только Варюша послала её подальше. А сейчас уже всё хорошо, расписались они со своим, дочка у них будет.

Старушка замолчала. Глаза её были по-прежнему задумчивыми, но в них было столько тепла и света. Поезд стал замедляться перед очередной станцией. Старушка засуетилась, собирая свои немногочисленные пожитки. Поезд остановился. Старушка посмотрела в окно и вся засветилась от счастья.

— А вон они, мои касатики, встречают, кивнула она в окно.

Я увидел там крепкого, не по годам седого мужчину и симпатичную молодую женщину с признаками беременности. Она хромая, с палочкой пошла к нашему вагону. Он очень бережно поддерживал её. Старушка, тем временем попрощавшись, вышла из купе. Через минуту я увидел их всех на перроне. Они оживлённо разговаривали и улыбались друг другу так что, на станции стало светлее.

Поезд тронулся, я ещё долго курил в тамбуре, думая о том, как часто судьба проверяет нас, посылая различные испытания, разных людей, и как мы все зависим от тепла человеческого!

Она сидела на скамеечке и тихонько хныкала, просто так, накатило. Слёзы крупными каплями стекали по её щекам, иногда она вытирала их носовым платком. Она чувствовала себя одинокой и сейчас жалела себя. Какая-то тётка с котомками остановилась возле неё, вздохнула и немного потоптавшись, уселась рядом.

— Смотрю, дочка ты с кольцом, что муж достал, — спросила она, немного посидев рядом,

— Да нет, всё хорошо, — всхлипнула она, вытирая платком, нос и остатки слёз, ей совсем не хотелось жалеть себя при ней.

— А меня вот мой достал, алкаш проклятый, — протяжно вздохнула тётка, — всё пьёт и пьёт зараза.

Она, улыбаясь, в пол уха слушала рассказ тётки и думала о своей семейной жизни. Нет, у них ничего такого не было. Даже не подтвердились те «страшные» рассказы о вечно разбросанных мужских носках или пивных вечеринках с друзьями, наоборот, когда она приходила домой, дома было чисто, посуда вымыта и всё было на своих местах. Муж всегда выходил её встречать из своего кабинета. Он был писателем и в основном работал дома. Он был старше её, но она этого никогда не замечала, хотя, и это видимо и было причиной её слёз, он всегда угадывал её желания. Если она хотела ему сказать, что сегодня вечером задержится с работы, то накануне он, как бы невзначай размышлял вслух о том, что надо поддерживать отношения с подругами. Или предлагал ей самой прошвырнуться по магазинам.

Тем временем, тётка продолжала свой рассказ о своей видимо нелёгкой жизни. Краем уха она услышала её фразу: «Вот приду, наору на него и сразу на душе становиться легче, когда всё ему выскажу…» и дальше тирада из бранных слов.

Она и выбрала его, потому что он был не похож на других, спокойный, умные глаза, правда взгляд у него иногда какой-то отсутствующий, но это издержки его работы. Всегда подтянут, опрятен. У него были крепкие и нежные мужские руки, сильные требовательные губы, он был очень внимателен к ней, и даже в постели практически всегда угадывал её желания. В общем, она всегда таяла в его объятиях. Но если ночью она чувствовала себя женщиной на сто процентов, то в остальное время просто девчонкой, правда женаты они были всего полгода. Вот, почему я ревела, подумала она, мне надо с ним поругаться, что бы он увидел во мне настоящую жену, а значит и женщину, мы ведь ни разу с ним не ругались.

С этими мыслями она попрощалась с тёткой, которая продолжала костерить свою жизнь и мужа. Она шла домой и вспоминала причину для скандала. Так, во-первых, он иногда храпит, затем не умеет и поэтому никогда не гладит себе рубашки, хотя гладить рубашки мужу это вроде моя забота. Ладно, главное начать, может и ему во мне, что-нибудь не нравится. Так, подогревая себя, она пришла к высотке, в которой они жили.