Геннадий Беглов - Досье на самого себя

Среди ресниц и вокруг век копошились черно-серые вши…

Вас интересует, что было потом?

Потом — суп с котом… Нет, нет. Не пугайтесь — кошек мы не ели. Ели клей, как и многие. А сухари отцовские — нет. Тетя Нюра их доела. Она же увезла его куда-то на санках.

Куда? Вот этого я не знаю.

Не спросил я тогда тетю Нюру из первого номера, куда увезла она его. И мама не спрашивала. И вы у меня не спрашивайте.

Наверное, в братской могиле он…

Где же еще ему быть?

Богов, как известно, встречаешь в жизни не часто.

Ну, а если ты живешь в городе, где можно в любой день и час войти в сад, прошагать к богам запросто, рассмотреть их со всех сторон и потрогать этих богов пальцами, даже если на пальцах обгрызаны заусеницы?..

Что тогда? Каково тебе?.. Тем более, что тебе нет и десяти лет, а боги, в большинстве своем, почему-то не одетые. В особенности, боги-тети. На них даже смотреть стыдно, когда ты не один, когда рядом с тобой стоит такая задира, как Лялька Озерова…

Лялька вертит портфелем, крутится сама волчком вокруг Дианы и в сотый раз спрашивает:

— Не нравится?..

— Вот пристала… Ничего особенного.

— Ничего особенного, — кривит губы Лялька, передразнивая, — сам ты «ничего особенного»…

— Подумаешь… «особенная»…

— Дурак. Я с тобой ходить больше не буду.

— Ну, и не надо. Подумаешь…

Отворачиваюсь, чтобы не видеть, как она убегает. Рассматриваю сандалию у богини. (Нужна мне эта сандалия! Как же…) Нагибаюсь к ноге Дианы, сам скосил глаза. Желтый бант подпрыгивает в конце аллеи у канавки. Остановилась. Смотрит в мою сторону… (Сандалия! Только сандалия!..) Слюнявлю палец и тру мраморную ногу. Из-под пыли выступило неожиданно белое, полупрозрачное, живое… Тру рядом. Снова плюю и снова тру, забыв уже обо всем. Очень заметна вымытая нога. Диана смотрит в сторону, но ласково и благодарно… Вспоминаю о Ляльке. Бегу к берегу. Она сидит у самой воды и накручивает на палец травинку. Мне становится жаль Ляльку.

— А я Диане ногу вымыл, — и тут же толкаю локтем.

— Смотри, колюшка! Смотри! Вон — у кирпича! Видишь?

— Вижу, — отвечает Лялька, не разжимая губ.

— Хочешь, поймаю? Ну, хочешь?!

Сбрасываю ботинки. Закатываю штаны.

Вода прозрачна. Хорошо видна битая бутылка с фарфоровой пробкой-замком. (Куда же она подевалась? Только что была тут…)

— Вон она, — шепчет Лялька и бросает травинку, завязанную кольцом. Рыбка в полушаге от меня. Переступаю осторожно. Держусь на одной ноге. Нагибаюсь. Чашечку из ладоней медленно подвожу под рыбку. Не моргаю, не дышу. Она совсем близко… Зеленая с красным брюшком. Сдвинулась чуть в сторону. Ладони капельку выше… И… Оп!!!

Испуганная и обрызганная визжит Лялька. Взвываю я — проклятая бутылка впилась в ногу. А рядом горланят малыши, пытаясь схватить танцующую в траве колюшку…

Собирается толпа. Лишь после того, как Лялька перевязала мне ногу своим носовым платком, а зелено-красный трофей был водворен в бутылку с отбитым дном, мы остаемся одни.

— Больно?

— Ерунда…

Руки у Ляльки в кляксах.

— Давай, на банте горошек сделаю.

— Красный?

— Красный нечем. Фиолетовый. Давай. Знаешь, как красиво, когда в горошек.

Лялька развязывает бант. Разглаживаю на коленях желтый шелк и, ткнув химический карандаш в мокрую траву, вывожу первую горошину.

В самое ухо шумно дышит Лялька. Плещется в бутылке колюшка. Ноет нога.

Некоторые горошины кривые, но Лялька довольна. Бант завязан. Штаны высушены. Мы выходим из сада. Я несу оба портфеля. Лялька — бутылку. Прохожие оборачиваются. Нога уже не болит, но я продолжаю прихрамывать, для вида, — это же красиво, когда рядом с девчонкой идет мальчишка и прихрамывает…

— Болит еще?

— Ерунда.

Под аркой моего дома отдаю портфель. Лялька протягивает мне бутылку и безнадежно вздыхает.

— Рыбку не забудешь кормить?..

Мне очень хочется принести рыбку домой и рассказать маме, как ловко я поймал ее, и, конечно же, я не забывал бы ее кормить, но я, неожиданно для самого себя, говорю:

— Зачем она мне? Вот еще…

Лялька передразнивает: «Зачем, зачем» и уходит, держа высоко бутылку с отбитым дном.

— Па-па, тара-рам! Па-па, тара-рам! — через три ступеньки вверх… (Леньке не скажу ничего — проболтается!)

— Па-па, тара-рам!

Влетаю в коридор. На повороте сбиваю Кольку — отлетел к стенке вместе с самокатом. Не заревел. Его ежедневно сбивают — привык. Грожу ему кулаком и распахиваю дверь…

Солнце во всю комнату. А в солнце голая мама…