Андрей Углицких - На окраине Перми жил студент ПГМИ

А мы тогда, кстати, даже и не роптали. Потому что так жила вся страна. И мы, просто не представляли себе, как это можно учиться по какой — то иной еще «дневке», кроме той, по которой мы уже столь доблестно учились…

Не секрет также, что система институтского обучения (лекции — практические занятия, семинары, коллоквиумы) во многом и принципиально отличается от школьной (классной).

Например, в вузах не принято вызывать в деканат родителей проштрафившихся студиозусов или писать замечания в их дневниках, потому что в институтах вообще нет принятого в школах «дневникового» института.

Априори считается, что студент сам по себе уже настолько взрослый и сознательный, что в родительской опеке боле не нуждается.

(Поэтому, не заморачиваясь и, не мудрствуя лукаво, деканаты времен моего студенчества просто — напросто отчисляли, вышибали вон по мере надобности и необходимости проштрафившихся подопечных своих и вся тебе недолга!).

С другой же стороны, студент в течение нескольких месяцев (именуемых учебным семестром) во многом оказывается, как бы, предоставленным самому себе. Будучи настроенным, как некая рация только на фиксированный «прием», то есть, пребывая в лекционном процессе почти исключительно в режиме одностороннего набора информации, сбора, аккумулирования знаний.

Вот так и жили и живут по сей день студенты — постепенно «наполняясь» знаниями, как наполняется, к примеру, чайник, водой — до самого верху, до самых краев!

Но «лафа» эта — оказывается на поверку обманчивой и отнюдь не вечной! Ведь продолжается она лишь до некоего часа «Х», знаменующего собой начало «предэкзаменационной недели», и последующей за ней собственно «экзаменационной сессии», когда студент, напротив, должен начать возвращать взятое «в долг», когда его основной, главной обязанностью становится отчет «о проделанной работе», открытая и гласная демонстрация приобретенных за время «приема» знаний для «обмена» их на красивые зачеты и экзаменационные оценки в зачетной книжке.

Методика эта («стулья — сейчас, а денежки за них — когда — нибудь потом»), при всех своих достоинствах и «оригинальности», очень и очень коварна. Ведь, вкупе с отсутствием родительского и иного контроля за процессом усвоения полученных знаний, применение ее, вполне способно вызвать катастрофу.

Окончательно атрофировав у части не слишком — то ответственных студентов и без того, несформировавшуюся, слабую еще «познавательную мускулатуру», разрушая у данного контингента шаткую еще «иммунную систему» самодисциплины…

Иными словами, иногда эта пресловутая студенческая вольница («хочу — посещаю лекции, не желаю — пропускаю!») оказывает недисциплинированным, нерадивым студиозусам медвежью услугу, подводя, этих недальновидных горемык, под реальный монастырь отчисления.

Конечно, силами деканатов и курсовых старостатов с завидной регулярностью устраиваются массовые проверки посещаемости, но, согласитесь, что при определенном везении, фарте, всякий прогульщик может существовать (хотя бы — некоторое время) вполне себе безбедно.

Впрочем, несмотря ни на что, всегда существовала, существует и, думаю, вечно будет существовать категория, квота этаких «лихих» студентов, которым ощущение этой самой студенческой свободы, межсессионной «вольницы» сносило, сносит и всегда будет сносить напрочь «крышу», пьянить больше вина. Или спиртных напитков иной крепости, к которым, кстати, во все времена и эпохи студенчество в целом относились более чем благосклонно — вспомните — ка, в этой связи, ту же знаменитую, скажем, «Песенку бедного студента» из Вагантов, вошедшую в легендарный альбом Давида Тухманова «По волне моей памяти»! А ведь это — средние века!

А с нынешних — то — что уж об этом спрашивать? Ведь, однова живем, бурсаки, однова!

Коварство системы заключается еще и в том, что тайное в ней становится явным не тут же, не сразу, а — опосредовано, «проявляется» как бы, исподволь, постепенно, спустя некое время! Когда исправить что — либо практически уже невозможно!

Реализовалась эта системная особенность очень и очень просто: отработки те же, к примеру, — ну, «капают» и «капают» себе, ну, «копятся» и «копятся», и что с того? Ничего, вроде, как и не происходит.