Александр Викорук - Любовь олигархов

Лето. Так ждешь его, торопишь, радуешься каждой примете прихода и обновления: теплу, яркому солнцу. Птицы летят, почки распускаются… А оно накатило, все украсило зеленью, цветами. И вот нет его уже. Иссохли прежде сочные травы, погасла радуга цветов, все стало серым, бурым, черствым.

Теплый августовский денек медленно погас, загорелись редкие фонари на тенистых улицах дачного поселка. Никита Гончаров решил прогуляться. Закрыл дверь, у калитки отвел склонившиеся ветви жасмина и очутился на тропинке. Впереди заметил знакомый силуэт девочки.

— Здравствуй, Света. Гуляешь? — Тут Гончаров увидел рядом с девочкой собачку на поводке. Собачка встала, потянулась к нему, вежливо принюхиваясь.

— Хотела к вам зайти, — сказала Света.

— А что у калитки стояла?

— Так. Не знаю.

— Тогда пойдем, пройдемся.

Они молча шли, собачка тянула поводок, иногда прислушиваясь к лаю собак у домов.

— Скоро в школу, — вздохнула девочка.

— Как папа?

— Уехал в Москву. Работа.

— А что грустная такая?

— Папа не разрешает Шнурочка в Москву брать.

— Куда же вы его? — спросил Гончаров.

Света шла, опустив голову, молчала, потом наклонилась к собаке, стала гладить по голове. Собака облизывала ей руку, норовила лизнуть в лицо, крутила радостно хвостом, заметая пыль на дорожке.

— Дядя Никита, — заговорила Света сдавленным голосом. — Возьмите Шнурочка на зиму. Я буду помогать вам гулять с ним.

Тут события дня соединились. Гончаров вспомнил дорогу, газующую машину и собаку, изо всех сил бегущую за машиной. Лицо ребенка, расплющенное о заднее стекло машины. Как он тогда не узнал их?!

— Я буду гулять с ним, — жалобным голосом повторила Света.

— Договорились, — успокоил ее Гончаров, хотя сразу задумался о хлопотах: корм, выгуливание.

— Вам надо поводить ее. Он должен привыкать. — Света сунула ему в руку поводок.

Собака забеспокоилась, а Света обняла ее и прижала к груди голову собаки.

— Она так же хочет жить, как и я? — спросила тихо Света. — Шнурочек…, ты хочешь жить? — Конечно, — подтвердил Гончаров, ощущая, как рвется из его руки поводок.

— Дядя Никита, а как познакомились вы с тетей Машей? — спросила Света, склоняясь лицом к собачьей голове.

— Учились вместе.

— И с папой учились?

— И с папой тоже.

Они уже шли по едва видимой в темноте узкой улочке между дачными участками. Гончаров держал поводок, а собака жалась к девочке. Учились они вместе, но в разных группах. Гончаров лишь отмечал про себя, что есть такая девушка на курсе. Милое девичье лицо, не броская, тихая.

— А вы сразу полюбили друг друга? — спросила Света.

— Не сразу.

— А как это получается? Вот были так просто, а потом взяли и полюбили.

— Не знаю. Видели друг друга. — Гончаров вспомнил, как в начале весны сдавали зачет по лыжам.

— На время на лыжах бегали, а потом, — вспомнил Гончаров, — помог лыжи нести. Шел и думаю, какая интересная девушка. На вид — тоненькая, слабенькая. А лучше всех девчонок наших пробежала… Оказалось, она до института в секции лыжной занималась. Мы еще смеялись с ребятами. Девчонки, как коровы, на лыжах. А Маша встала на лыжню, оттолкнулась палками — и полетела.

— Прямо как птица? — обрадовано воскликнула Света.

— Как птица! До сих пор помню.

— А в жизни всегда так бывает? — Света остановилась, смотрела на Гончарова и ждала ответа.

— К сожалению, не всегда. — Он вздохнул. — Мы ведь по земле ходим в основном. Летаем редко…

В тот день Никита пошел провожать Машу. К вечеру небо прояснилось, яркое солнце пряталось все ниже за домами, а небо становилось пронзительно голубым и холодным. В тот вечер они поцеловались.

К весенней сессии Аркадий, приятель Никиты, сообщил, что, оказывается, отец Маши преподает в институте и стал завкафедрой. Аркаша активно и заинтересованно расспрашивал Никиту, как у него дела с Машей, чего было, чего не было. Стал подначивать, что, вот, у него теперь своя рука в институте. Потом как-то издали Никита видел, как Аркаша после занятий шел обняв Машу за плечи. Это было явно свидание. А через неделю, как бы неловко и сбивчиво Аркаша стал объяснять путано Никите, что сама Маша стесняется сказать, просила передать ему, что сейчас готовится к экзаменам, времени нет, и вообще лучше пока Никите не звонить. Никита понял и не звонил и старался не попадаться навстречу Маше, в себе переживал разлад. Прошел год, казалось, все забылось, только мельком дошло до него, что отец Маши скоропостижно скончался от аневризмы аорты. А потом как-то почти столкнулся с Машей в институтской столовке. Сели обедать за один стол, неловко молчали. Маша первая заговорила решительно: