Александр Викорук - Любовь олигархов

Утром он зашел к Ивану Мельникову, и вместе они двинули к магазину, где продавщица с причитаниями сообщила, что Анатолия нашли утром под яблоней мертвым. Приезжала машина с врачом, сказала — инфаркт.

— Ты же с ним был, Мишка, — выпалила продавщица и сверлила его глазами. — Жена Толькина кричала — ты виноват, бросил его.

— Никого не бросал, — оправдывался Мишка, — ушел он. Один был.

— На тот свет ушел, — резанула продавщица…

Деньги на бутылку наконец принесли. Можно было двигаться к магазину. Примяв сочные листья одуванчика, Мишка первым делом поднялся на четвереньки, потом шатаясь кое-как оторвался от земли и нетвердо выпрямился.

Мальчик на этот раз копошился у кучи песка с игрушечными автомобилем и не обратил внимания на Михаила.

Все дело в том, что Василий курил. Михаил давно бросил курево, потому как если на бутылку денег еле наскребешь, то какое еще курево. Он и Василию об этом говорил. Но тот бил себя в грудь и говорил, что его чуть не убили в Афгане, и может позволить себе кайф закурить, и никто пусть не перечит.

Михаил и сейчас согласился бы с ним, но тут его доконала мысль, что, если бы не курево, шел бы он сейчас с Васькой в магазин. Как было бы весело им, хорошо сидеть на пахучей весенней травке, соловья бы слушали, по стакану опрокинули бы. И мотался бы соломенный чуб по потному лбу Василия, и он снова сказал бы, что похож на Сергея Есенина. А теперь и чуб сгорел, и хоронили в закрытом гробу, и лежит он на горке, на кладбище, которое видно, почитай, в деревне отовсюду.

По дороге остановился около участка Василия. Теперь здесь командовал его племянник. Невысокий, рыжие короткие волосы, толстые щеки, нос с веснушками. От кучи мусора вместо бывшей избы-развалюхи уже давно ничего не осталось, бригада работала споро. Уже зиял котлован, выложены блоки фундамента, обозначив устройство подвала. Только в углу участка торчал старый сарай, который закрывала бытовка строителей. Земля была перепахана колесами строительных машин. У самого забора из перемешанной земли торчали мятые головки тюльпанов. И рядом сломанный ствол старой сливы. Еще осенью вместо закуски Василий совал Михаилу мягкие светлокожие сливы, которые под зубами разливались сладким соком.

— А сарай как? — спросил Михаил стоявшего недалеко племянника.

— К чертовой матери клоповник…

«Может, все к чертовой матери?» — вспомнил и повторил про себя Михаил, когда уже с бутылкой стоял у дома Мельников. Хребет дома бессильно прогнулся, кровля обветшала и лохматилась по краям, пыльные окна, словно бельма, незряче отражали дневной свет. Михаил представил вместо рухляди новый двухэтажный особняк с отутюженной кирпичной кладкой, хрустально ярким стеклом пластиковых окон, с красными склонами новой металлической крыши. А рядом с домом сверкающий «Мерседес».

Дверь была открыта, видно, Мельников снова не пошел на работу. И верно, Иван сидел развалясь в засаленном кресле, вытянув ноги чуть ли не до середины комнаты, рядом на ящике стояла бутылка коньяка. Работал он на ассенизационной машине.

Увидев гостя, Иван обрадовано вскрикнул.

— Вань, а когда-то здесь «Мерседес» стоять будет, — вместо приветствия сказал Михаил. — А нас всех на кладбище. Веришь?

— Хрен им. А кто их говно вывозить будет? — загоготал Иван. — Без меня им каюк.

— Из Туркмении выпишут.

— А где туркмен говновозку возьмет. Я свою приватизировал, а новая, знаешь, сколько стоит?

— А они, новые-то, в складчину купят да рабов наймут.

— На мой век хватит, — спокойно ответил Иван и зажег сигарету.

— Бросай курить, Ваня, — Михаил вспомнил Василия и забеспокоился. Он пристроился в старое инвалидное кресло, которое осталось от отца Ивана.

— Я скоро на сигары перейду, — с улыбкой проговорил Иван.

— Ты знаешь, дома, дома чисто спички горят.

— У меня пепельница не сгораемая, — Иван кивнул на обитый грязный таз с коричневой водой, в которой плавали размякшие окурки. — И пожарный щит оборудован, — с хохотом добавил он.

— Ты уж поосторожней, — робко проговорил Михаил.

Тут тоненьким голоском засигналил сотовый телефон. Иван небрежно полез в нагрудный карман.

— Алло, — сказал Иван и нахмурясь долго слушал. — Все понял, Семен Семеныч, пятнадцать тысяч — и лады, пою у ваших ворот серенады. — После паузы добавил непоколебимым голосом. — А что мне делать, бензин-то дорожает… Все, поладили. — Он кинул телефон обратно в карман. — Завтра на дело наше правое. Дорого, говорит. А ты попробуй дешевле от говна избавься.