С помощью метафоры Ф. Сологуб наделяет страх какими-то вещественными характеристиками: он «стоит во всех углах… дома». Страх как будто сгустился, его можно увидеть, он вот-вот материализуется в какое-то чудовищное существо.
В этой связи, приведем также отрывок из стихотворения русского философа и поэта В. Соловьева «Колдун-камень».
Спят в немом оцепененье,
Лишь один, однажды в век,
В свой черед из усыпленья
Встанет камень-человек.
Борода торчит седая, Как у волка, взор горит, И, дыханье забирая
Грудь могучая дрожит.
Заклинанье раздается, Мгла кругом потрясена, И со стоном в берег бьется
Моря финского волна.
Воет буря, гул и грохот
Море встало, как стена,
И далече слышен хохот,
И проклятья колдуна
То есть при взгляде на огромные гранитные валуны, лежащие на берегу Финского залива, Соловьеву «мерещились» некие образы из языческого прошлого. Философ считал, что древние финны были склонны к магии и колдовству. А эти навыки они переняли у самих халдеев, когда-то переселившихся из Месопотамии в далекий «край лесов и озер».
Любопытно, что похожих взглядов придерживался и отец философа – знаменитый историк С.М.Соловьев. По его словам, «…у финнов преимущественно было развито учение о злых божествах, о злых духах и о сообщении с ними». Так славяне издревле воспринимали северных жителей, неизменно ассоциируя их с толкователями снов, волхвами и гадателями.
Финский гранит на фасадах зданий Петербурга тоже мог восприниматься символически. Иначе как объяснить стихотворение «Дома», написанное в начале ХХ века, поэтом Владимиром Пястом. Может быть, эти строки родились под впечатлением от церкви Лурдской Богоматери, которая строилась в середине 1900-х годов? Авторы ее проекта – архитекторы Л.Н.Бенуа и М.М.Перетяткович, ориентируясь на образ французского храма Нотр-Дам-ля-Гранд в Пуатье, одними из первых в городе на Неве решили применить в облицовке уличного фасада грубо стесанный гранит. Сложенные ровными рядами, глыбы серого камня образовали сплошную поверхность, скрывающую каркасно-кирпичную конструкцию здания. Для строительства церкви был выбран участок в Ковенском переулке, неподалеку от центра города. По воспоминаниям А. Кондратьева, именно здесь, в одном из домов поселился молодой В. Пяст. Он, в частности, отмечает:
«Случилось и мне быть два раза у Владимира Алексеевича, который жил в то время в Ковенском переулке, с матерью, моложавою еще на вид вдовою, державшей, как говорили, библиотеку для чтения». 63
Строительство Французского Костела несколько затянулось. В ту пору, когда поэт переехал в Ковенский переулок, церковное здание еще стояло с «пустыми глазницами» окон. Этот образ, близкий к стилистике «северного модерна», вероятно, и породил замечательные поэтические строки:
Домов обтесанный гранит
Людских преданий не хранит.
На нем иные существа
Свои оставили слова.
В часы, когда снует толпа, Их речь невнятная слепа
И в повесть ветхих кирпичей
Не проникает взор ничей
Но в сутках есть ужасный час, Когда иное видит глаз. Тогда на улице мертво. Вот дом. Ты смотришь на него
И вдруг он вспыхнет, озарен, И ты проникнешь: это – он!
Смысл этого сочинения достаточно расплывчат. Поэт, очевидно, вдохновлялся стихами К. Бальмонта. Он нередко обращался к традициям народного фольклора и воспринимал «полуночный час», как время, когда пробуждались мистические потусторонние силы. Слова на камнях… Не мог ли В. Пяст так представлять «следы» Хийси или каких-то других неведомых духов? Ведь гранит для облицовочных работ доставлялся с Карельского перешейка. А значит, каменные валуны могли быть колдовскими, связанными с духовными энергиями Севера.
Вглядимся повнимательнее в фасады петербургских домов, построенных в 1900-е годы, и попытаемся понять, какие ассоциации они могли вызывать у их современников – русских писателей и поэтов «серебряного века».
Как «северный модерн» проник в Петербург
В начале ХХ столетия в Петербурге бурно развивались капиталистические отношения, наблюдался заметный индустриальный рост. Население тогдашней столицы Российской империи год от года увеличивалось. Соответственно, в городе не ослабевал спрос и на сдаваемое внаем жилье. В Петербурге активно застраивались все некогда пустовавшие участки земли. Доходные дома вырастали на городских улицах необыкновенно быстро. Жилые кварталы превращались в своеобразные «каменные джунгли». Внутри них, возникали, сообщающиеся друг с другом, пространства дворов-колодцев. По строительному регламенту Петербурга, строения не должны были превышать допустимого уровня высоты в 11 саженей. Соответственно, жилые здания имели не более 4—5 этажей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу