Нора Эфрон - Я ненавижу свою шею

С другой стороны, возможно, между нами ничего не произошло по той причине, что Кеннеди каким-то образом почувствовал: я не умею хранить тайны. Поверьте, если бы между нами что-то было, вам не пришлось бы ждать сорок один год, чтобы узнать об этом.

В общем, вот моя история. Я решила, что можно наконец рассказать ее во всеуслышание. Впрочем, я рассказывала об этом всем, кого встречала за последние сорок два года. И в конце, как Мими Фанесток, хочу добавить, что не намерена больше комментировать эту тему. Пресса должна уважать мое право и право моей семьи на личную жизнь!

Мы с Биллом расстались давно. О бывших возлюбленных всегда тяжело вспоминать. Проходят годы, а ты все думаешь: была ли любовь или я просто себя обманывала? Может, я лишь притворялась, что он мужчина моей мечты? Испытывала ли я настоящее чувство или в отчаянии хваталась за соломинку? Но с Биллом сомнений нет — я любила этого парня.

Что до него самого, буду откровенна: он меня не любил. Думаю, это даже не приходило ему в голову. Ни разу. Но вначале это почему-то меня не остановило. Я любила его, верила ему и ни на секунду не задумывалась, что он может оказаться лжецом. Нет, я, конечно, знала, что он соврал насчет своего романа с Дженнифер [10] Речь о Дженнифер Флауэрс, которая заявляла, что у нее был двенадцатилетний роман с Биллом Клинтоном (позднее Клинтон признался, что это правда). , но мне тогда почему-то казалось, что это не считается. Вот надо же быть такой дурой!

Короче, я разлюбила Билла очень скоро — из-за наших разногласий по поводу геев в армии. В 1993 году, сразу после инаугурации, мое сердце превратилось в камень. Люди часто используют такую метафору, но представьте, что сердце действительно может окаменеть — вот как я себя чувствовала по отношению к Биллу. Я в него верила. Не сомневалась, что он никогда не нарушит свои обещания. Но Билл не сдержал слово и оказался не лучше остальных. Все, конец. Как он мог? Прощай, друг! Я ухожу. И даже не думай звонить. И, кстати, если у тебя зазвонит телефон, трубку снимет жена, а на том конце трубку повесят — даже не думай, что это я, потому что это не я.

Когда Билл связался с Моникой, я думала, что уже не смогу обидеться. Что я просто пожму плечами и скажу: говорила же, ему нельзя доверять. Но, к моему удивлению, он опять разбил мне сердце. Я снова почувствовала, что меня предали, и обида была — словами не передать. И знаете, что самое главное? Он не только себя угробил, но и нас. Мы отдали ему все, он обладал всем — и просто пустил по ветру.

Шли годы. Мы с друзьями сидели за ужином и обсуждали, как докатились до жизни такой и кто виноват. Может быть, Надер? Или Гор? Или Скалиа? В список виновных попала даже Моника, потому что из-за нее все началось, она принесла Биллу пиццу — и это стало началом конца. Большинству моих друзей было сложно определить единственного виновного, но не мне. Я знала, что во всем виноват один человек — Билл. Я напрямую связала пиццу с началом войны. Мне казалось, что, если бы Билл вел себя иначе, Эла бы обязательно избрали и тысячи, десятки тысяч людей остались бы в живых, а не погибли на войне.

Почему я обо всем этом вспомнила? Потому что на днях мне на глаза попался Билл. Я смотрела воскресные новости, и он был там. Должна сказать, выглядел он хорошо. Говорил кратко и по делу — никакого многословного бла-бла-бла, которое сводило меня с ума в прежние времена. Он созвал группу людей на конференцию в Нью-Йорк, и всю неделю они обсуждали глобальное потепление, бедность и прочие сложные вопросы, в которых Билл хорошо разбирается. Он говорил об этой конференции так, что дух захватывало. Я видела, что ему не все равно, понимала, как он умен. Слова его были глотком свежего воздуха, он почти растрогал меня. К своему удивлению, я поняла, за что полюбила его еще тогда, в первый раз. И мне стало очень грустно. Гораздо проще забыть о ком-то, если внушить себе, что этот человек всегда был тебе безразличен.

На той же неделе я читала статью о конференции Билла, и одна его фраза на мгновение заставила меня подумать: возможно, он хочет, чтобы я вернулась к нему. «Я уже в том возрасте, когда мне все равно, что со мной случится, — сказал он. — Но я не хочу, чтобы люди умирали прежде, чем настанет их время». За эти слова я чуть не полюбила его снова, но потом пришла в себя. Мне захотелось снять трубку, позвонить ему и сказать: «Если ты действительно веришь этому, ты, лицемер, то почему не выступишь против войны?» Но я не стала ему звонить. Я не звонила много лет и не буду звонить сейчас.