Сергей Комяков - Запрещенная Таня

— А почему Мильштейна и Буракина забыла!? Покрываешь!

И взяв со стола папку, он ударил ею Татьяну по лицу. Боли она не почувствовала. Следователь посмотрел на не и осторожно положил папку. Уже в камере ей сказали, что так проверяют на слабость. Если бы Татьяна закричала или испугалась, то следователь бил бы еще. А если они не видели этой слабости сразу, то не били. Во всяком случае, сразу.

Из камеры водили под конвоем. Синий мальчик с топорщащимися ушами уже не смущался того, что водил из женских камер и должен был каждые пять минут смотрел в глазок камеры. Он не отводил глаза, но и не проявлял любопытства. Все время перехода он молчал, а потом ждал окончания допроса в коридоре.

— Так вы продолжаете отрицать, что ваш муж Константин Нейман шпион? — угрюмо снова спросил следователь.

— Да, — ответила она.

— И вы е вели с ним никакой антисоветской деятельности.

— Нет.

— И агитации никакой не вели?

— Я веду агитация только за советскую власть.

Следователь оторвался от лита и посмотрел на Татьяну:

— Я совсем не спрашиваю чем вы занимаетесь. Мы и так это знаем. Меня интересует только то, что я спрашиваю. А когда вы даете такие ответы. Ответы не в впопад, то это мешает мне работать.

Следователь посмотрел на лист, а потом опять на Татьяну:

— Вот посмотрите, — я опять сбился. Теперь мне приодеться задавать вопросы вот отсюда.

— Вы не верите мне? — неожиданно спросила Татьяна.

— Почему, — следователь воспользовался паузой и протер перо о край чернильницы, — почему вы считаете, что мы не верим вам? Вы подозреваете советскую власть?

— Нет, — Татьяна видела синий воротник кителя следователя, который формировал плотную шею чекиста, придавая ей чеканную стройность, — я не понимаю, почему вы задаете мне столько вопросов, но всегда одни и те же. Постоянно одно и то же.

Следователь кивнул своей головой, осмотрел очиненное перышко и положил ручку на край чернильницы:

— Вы думаете, что у нас только вы такие вопросы задаете? Нет. Такие вопросы все нам задают. Сначала говорят, что не виновны. Потом, что не желали зла, а потом спрашивают, почему вы нас тут держите. Ответ на это простой — мы даем вам время все вспомнить и понять, что с вами случилось. Что ваше контрреволюционная борьба закончилась и что вам остается только сдаться советской власти. Вот об этом я вам постоянно и говорю. Как только вы признаетесь, то мы перестанем задавать вопросы.

— А если я не соглашусь?

— А это не имеет значения, — спокойно ответил следователь, — у нас все сидят и думают, что мы не найдем улик. Но потом рано или поздно сдаются под грузом доказательств.

— Ясно, — ответила Татьяна и почему-то она поняла, что Костя еще ничего на нее не показал, что ее арестовали как жену врага народа, а не как врага народа. Если Костя и дальше будет молчать, то она еще сможет попытаться избежать тяжелой судьбы врага советского государства.

— Вот вы нам помогите, — настаивал следователь, — расскажите, что и как было. У нас много работы на других фронтах по охране социалистической законности.

— Мне вам нечего сказать, — ответила Татьяна, — я не враг и мой муж не враг. Мы не враги. И каяться мне не в чем.

— То, что вы так уверены в себе это хорошо, — следователь переложил лист бумаги, было видно, что он устал от монотонной работы и ему тоже хочет поговорить, а может быть и помолчать, — но то, что вы так уверены в своем муже. Это особенно интересно. Но вы не можете знать враг он или нет. Хотя говорите, что не вели с ним антисоветской деятельности. Вы может и нет, а он?

— Наверное, я бы заметила.

— Не все на это способны, — следователь посмотрел на Татьяну как будто она пришла на инструктаж перед выступление на ответственном собрании, — многие считают, что знают о своих мужьях. А мужья к любовнице ходят. Пьют. И на бильярд в деньги играют.

— Мой муж не ходит к любовнице, не играет на бильярде и не пьет, — Татьяна сказала это тихо, поражаясь той простоте, с которой этот совслужащий приравнивает госизмену и измену жене.

— Это вы так считаете, а где у вас доказательства этого? Вы чем можете подтвердить то, что ваш муж не посещает любовницу?

— Я это чувствую?

— Это хорошо, — ответил следователь и надул губы, — но это ваше дело. Я бы сказал ваше личное дело. А вот что касается измены стране, вы, что можете сказать?

Она молчала.

— Вот в этом и дело. В этом вопросе чувств мало. Нам нужны надежные свидетельства того, что ваш муж не предатель. Не враг народа. Но у вас их нет. Вот мы и задаем вам одни и те же вопросы. Может вспомните вы чего-нибудь. Новее вспомните, необычное. Не замечали за ним такого?