Антон Быковский - Меньше нуля

— Он намерен направить значительные средства на борьбу с, как он это называет, режимом. Учитывая профиль наших основных клиентов, нет ли в этом конфликта интересов?

— Ну, как тебе сказать, Стас. Мне всегда казалось, что пиарщик, как солнце, — светит без разбора и негодяям, и праведникам. Ну, или негодяям разного толка, не важно.

— Ну тогда, — Стас поднял свой бокал, — я думаю, вы без труда договоритесь.

В бизнес-зале Шереметьева было пустынно, два немолодых японца что-то оживленно обсуждали перед открытым MacBook, я без интереса изучал разложенные на столе утренние газеты — успокаивающий, хотя и бессмысленный ритуал. Новостные колонки лаконично извещали, что владелец ПЖК Михаил Ефремов может инициировать процедуру банкротства предприятия. Представитель профсоюза сообщил прессе, что рабочие завода готовят коллективный иск к работодателю. Я удовлетворенно отложил смятую газету, кофе в чашке остывал и начинал горчить. На экране телефона высветился номер Вадима.

— Привет, надо встретиться, — произнес он в трубку.

— Я в аэропорту, звони по резервному каналу.

Для экстренной связи мы использовали SIM-карты, купленные с рук без предъявления паспорта, после каждого звонка карта выбрасывалась — незамысловатый прием, позволявший осложнить жизнь потенциальным любителям чужих секретов. Я извлек из сумки старую трубку Siemens.

— Похоже, мы слегка перестарались с Андреевым, — произнес Вадим, — у меня есть знакомый в Генпрокуратуре, он говорит, что в деле «РусПэй» появились новые подробности. Похоже, они использовали ее как канал для отмывания средств, пока непонятно каких, но речь, по его словам, идет минимум о нескольких миллиардах рублей.

— Интересно, — сказал я, — а что за знакомый?

— Петя, не задавай дурацких вопросов, — недовольно пробурчал Вадим. — Знакомый. Но это еще не всё, самое плохое, что там засветились пара офшоров, прокурорским о них ничего не известно, но мои источники говорят, что они могут в итоге вывести на реальных бенефициаров всей этой лавочки.

— Вадик, ты можешь выражаться более конкретно? — я машинально поднял чашку с кофе и поставил ее обратно.

— Цепочка офшоров может вывести на совладельцев банка Nord, — произнес Вадим.

— Твою ж налево! А твой знакомый может сделать так, чтобы они там не очень старались, когда будут копать эту историю?

— Не знаю, чувак, не знаю, но он сделает всё, что возможно. Удачно тебе долететь, — произнес Вадим и отключился.

Я убрал телефон в карман и поежился. В холодном утреннем свете серебряные фюзеляжи самолетов на взлетной полосе напоминали выброшенных на берег рыб, на востоке разгоралось тревожное алое зарево.

Я откинулся в кресле самолета и закрыл глаза, ускорение вдавило меня в кресло, гул двигателей действовал убаюкивающе. Когда я проснулся, в иллюминаторе сквозь сероватую дымку уже виднелись пригороды Лондона. В салоне играла Вторая симфония Рахманинова, преданность British Airways классической музыке всегда была для меня труднообъяснимым явлением. Мой знакомый репортер Dow Johns Стив оставил ключи от своей квартиры на Clapham Junction — районе, известном тем, что даже среди представителей британских низов считался неблагополучным. Из мебели в квартире имелось только потрепанное черное кожаное кресло, в качестве кровати хозяин квартиры использовал лежащий прямо на полу матрас. Я снял пиджак, бросил его в угол и развалился на кресле. Неподалеку имелась круглосуточная лавка, хозяин которой — уголовного вида пакистанец двухметрового роста — регулярно со мной здоровался. В этот раз визит к нему не понадобился: Стив оставил мне недопитую бутылку виски. Я на три пальца налил в бокал коричневой резко пахнущей жидкости и сделал первый глоток. В животе стало тепло, за окном уже мерцали огоньки окон, на пригород Лондона опускались лиловые сумерки.

Утром я заказал кофе в Starbucks около метро, пахло овсяным печеньем, напротив две женщины в хиджабах изучали витрину видеопроката, из открытой двери доносилась песня Эми Уайнхаус. Я купил билет на электричку и опустился на пластиковое сиденье и открыл бесплатную газету. Передовица была посвящена вечерней давке в метрополитене — после футбольного матча группа фанатов затеяла драку, в результате которой два пассажира упали на рельсы. За окном проплывали запыленные деревья, в просветах ветвей виднелись башни старой электростанции Battersea, переделанной в сверхсовременный офисный центр.