Валерий Поволяев - Три дочери

Елена убрала, до блеска вычистила большую, небрежно заставленную дорогой мебелью комнату, в которой теперь жила с новым семейством.

Из мебели особо выделялся шкаф, сработанный лет сто двадцать назад из красного дерева, украшенный бронзовыми виньетками, камеями, полосами – явно уведенный из квартиры какого-нибудь графа или богатого промышленника – очень уж походил шкаф на богатого барина, приехавшего в Москву в гости из-за рубежа. Рядом с «барином», в простенке, висел коврик с портретом русской борзой собаки и охотничьим рогом, подвешенным на сыромятном ремешке… Это тоже было чужое – Илья Миронович вообще не знал, что такое охота, и не мог отличить длинномордую борзую от обычного дворового полкана с ушами-тряпками и глупой, но вороватой физиономией.

Ираида Львовна не вернулась – осталась ночевать у приятельницы, а вот Илья завалился с богатой компанией – коллеги-оркестранты решили расписать пульку. Не обращая внимания на Елену, вытащили на середину комнаты стол, в центр водрузили огромную, как суповое блюдо, пепельницу, рядом положили лист бумаги.

– Поехали! – скомандовал Илья Миронович и громкоголосая компания, отчаянно пыхтя, посасывая папиросы, «поехала».

Очень скоро Елена начала задыхаться в дыму, выходила из комнаты в коридор, из коридора на улицу, чтобы отдышаться, но ничего не помогало – в легких возникла боль, горло одеревенело, глаза слипались от слез, рожденных вонючим дымом.

– Тьфу! – Лена не выдержала, выругалась, – на работе она научилась ругаться, раньше не умела. – И чего, спрашивается, люди находят в картах?

Видать, находят, раз так азартно режутся, козыряют незнакомыми словечками и выражениями «шестерная игра», «марьяж», «первый ремиз золото», «сколько стоит вист», «мизер», злятся и радуются, морщат в раздумье лбы и по-детски глуповато смеются.

Разошлась шумная компания в половине четвертого ночи. Лена за это время ни разу глаз не сомкнула – пришлось не только глотать дым и дергаться от боли, стиснувшей горло, но и подавать игрокам чай, а потом, когда они вздумали выпить, и понадобилась закуска, она встала к керосинке: Утесов потребовал яичницу.

Утром же Елене надо было вставать в семь часов и идти на работу. Опоздания в ее конторе не принимались ни под какими предлогами – за это можно было угодить под трибунал, хотя она считалась сугубо штатским человеком, и воинского звания у нее не было. Но в конторе все сотрудники, независимо от того, носили они форменные гимнастерки или нет, подчинялись внутреннему уставу.

Устав этот спуска не давал никому – ни высоким начальникам, носившим в малиновых петлицах ромбы, ни юным сотрудницам, таким, как семнадцатилетняя Елена Егорова – фамилию мужа она не стала брать.

Единственное, что было хорошо – Лена прошлась по утренней Москве, влажной от того, что ее усердно чистили и поливали водой дворники-татары, розовой от неяркого, еще лишь наполовину проснувшегося солнца, – когда оно проснется целиком, покажет, что такое летний день в каменной Москве, – но когда открыла тяжелую дверь конторы, то и утро розовое, занимательное исчезло, и солнце исчезло…

Хотелось одного – спать. Но спать в их заведении было нельзя – не положено, строго запрещено.

Вернувшись вечером домой, она сказала, мужу:

– Еще одна такая ночь с дымом и игрою в карты, и я умру.

– Крепись, – вяло похлопав ладонью по рту, молвил Илья Миронович, – умирать тебе рано.

Елена посмотрела на него внимательно, будто раньше никогда не видела, и неожиданно ощутила, – первый раз за все время, – что она относится к этому человеку неприязненно.

Муж не заметил, как у нее изменилось лицо.

Ночные посиделки за карточным столом продолжились – Илья пропустил предупреждение жены сквозь себя и выплюнул в «ватерклозет», как он на морской или какой там еще лад называл туалет со смывным бачком, выговаривал это слово с особым смаком, – Лена начала чувствовать себя плохо.

– Что такое «первый ремиз золото»? – спросила она у мужа.

– Ну-у… – он испытующе глянул на Елену, – хорошее начало игры… Выигрыш, одним словом.

– А «гора»?

– «Гора» – это неудача.

– Большая или так себе?

– Ну-у… как сказать? Полный набор. «Гора» есть «гора».

– «Марьяж»?

– «Марьяж» – это когда к тебе пришли король и дама одной масти. Гарантированная взятка.

– Нелепость какая-то, азартная несуразица, – на Ленином лице возникло недоумение. – и как вы можете в это играть по нескольку часов подряд?