Вильям Козлов - Карусель

Все это было потом, а пока я сидел на кухне, смотрел на прибитое к стене деревянное панно с изображением церквей древнего Пскова, а ухо мое напряженно ловило каждое ее движение в ванной. Ко мне часто заходили приятели с девушками, но ни одна не произвела на меня такого сильного впечатления, как Света. Я уже давно заметил за собой: если мне понравится женщина, то я, как говорится, готов стенку прошибить лбом. Чаще всего моя напористость отпугивала их и перспективный роман прерывался, еще и не начавшись. Не то, чтобы я торопился, настаивал, требовал... Нет, просто я не умел врать и притворяться. Без обычной экспозиции, отбросив всякую разумную дипломатию, сразу говорю девушке, что она мне понравилась и я готов для нее на все... Может, тут я несколько преувеличиваю, потому что опытная женщина, услышав такое от вроде бы серьезного человека, прикидывает, дескать, этого простака, пожалуй, можно заставить и жениться на себе. Но в этом вопросе я непоколебим. После развода с Лией я не встретил пока женщины, на которой хотел бы жениться... Чаще всего об этом я мечтаю в деревенской тиши, где мне иногда приходится жить одному месяцами...

Света Бойцова тоже пока не вызывала во мне желания на ней жениться. Теперь я снова терпеливо жду, когда кто-то, сидящий в каждом из нас — одни зовут его Богом, другие — вторым своим «я» — скомандует: «Вот она, судьба твоя! Женись, братец!..» Но пока этот таинственный «кто-то» упорно помалкивает, и я хожу в холостяках вот уже много лет.

...Мы пьем чай со Светой. После душа — она смыла всю свою косметику, которой теперь даже школьницы без всякой меры пользуются, — лицо ее стало еще круглее, а глаза без голубоватых теней и накрашенных ресниц — еще меньше и невыразительнее. Она словно полиняла. Лишь яркий рот алел да влажные волосы красиво струились по плечам. Волосы у Светы жесткие, таким в дальнейшем оказался и ее характер...

— У тебя тут хорошо, — произнесла Света, откусывая печенье. — И главное, от института не так уж далеко...

Иногда ее непосредственность поражала! Ей надо было что-то решить для себя, а потом придет время и для чувств... Прожив с ней почти семь лет, я так и не понял: любила ли кого-нибудь хоть раз в своей жизни эта женщина? Я и сейчас не могу ответить на этот вопрос. О своих бывших мужчинах Света не любила распространяться. Из скупых, в разное время оброненных фраз я лишь узнал, что до меня у нее был любовником техник-протезист, потом какой-то начальник из торга и вот третий — я, писатель, о котором она до сегодняшнего вечера никогда не слышала.

Мне сдается, Света Бойцова знала себе цену и, отдавая себя очередному мужчине, в первую очередь думала о том, что она от него в результате получит. На этот счет у нее были две программы: программа-минимум и программа-максимум. Минимум — это обеспечение ее необходимым, подарки, деньги на мелкие расходы (раньше это называлось «на булавки»). Программа-максимум — это удачно выйти замуж. Я вроде бы под эту вторую категорию подходил, пока Света не узнала меня поближе. Здесь меня сильно деревня подвела! И еще слишком большая приверженность к работе. Она этого не понимала. «Зачем ты каждый день торчишь за письменным столом? — искренне недоумевала она. — У тебя ведь нет начальников, ревизоров, никто тебя не проверяет, не требует отсидеть „от и до!”»

Такие понятия, как внутренняя самодисциплина, ответственность перед самим собой, наконец, то, что моя работа — это смысл всей моей жизни, все это было для нее пустым звуком...

— Леша сказал, что ты живешь один, — продолжала Света. Из-под распахнутого халата выглядывали ее розовые колени. Поймав мой взгляд, Света небрежно запахнула полы.

— Я был женат...

— У тебя нет детей... — она чуть нахмурила лоб. — Ты поэтому и разошелся?

— Она вышла замуж за другого.

— А Леша тебя уважает. Говорит, ты талантливый и еще придет твой час.

— А что, Налимов для тебя — непререкаемый авторитет? — полюбопытствовал я, начиная раздражаться от частого упоминания имени моего приятеля.

— Он умный и очень нравится моим подругам. Они говорят, самый красивый мужчина в Ленинграде.

— И ты так считаешь?

— Мы с Лешей друзья.

— И все?

— Не задавай глупых вопросов, — спокойно сказала она. Как потом выяснилось, Свету было очень трудно вывести из себя, но уж если она всерьез обижалась, то надолго и потом старалась побольнее отомстить. Я по натуре взрывной, в гневе могу много чего несправедливого наговорить, но быстро отхожу и если не прав, признаю это. Не прощаю людям лишь подлости и отъявленного хамства. Просто навсегда порываю с этим человеком, — он для меня перестает существовать. Света же никогда ничего не забывала. По моему мнению, она не была способна на такие сильные чувства, как любовь и ненависть. Ее обиду искупал подарок, который она сама выбирала. И при всей ее злопамятности, я верил, что, получив его, она, как кассир в конторе, сбрасывала со счетов расхода свою обиду.