Эмили Гиффин - Прежде всего любовь

– Сядь, пожалуйста, – говорит он, – обсудим все спокойно.

– Не могу, – я качаю головой и добавляю, говоря о сестре в третьем лице. – Скажите ей, пожалуйста, кто-нибудь, что рожать и воспитывать детей сложнее всего на свете.

Никто не отвечает, и я наконец ухожу, замечая боль на мамином лице. Она считает, что я не права. Что гораздо сложнее видеть, как твой ребенок умирает.

– Ну, все прошло довольно гладко, – невозмутимо говорит Гейб, как только закрывается дверь за мамой и папой, которые только что изменили смысл понятия «фастфуд».

– Это все Мередит, – говорю я.

Никто из нас не оправился после ее ухода, и беседа колебалась от неловкой до натянутой и просто жуткой.

– Ага, – Гейб помогает мне убирать посуду, – но это неудивительно. Мы оба знали, что так и будет.

– Наверное, – говорю я. – Но я всегда надеюсь, что она изменится.

– Ты знаешь, как Эйнштейн определял безумие? – Гейб поднимает бровь. – Делать одно и то же и каждый раз ожидать иного результата.

– Да, – вздыхаю я, – я знала, что эта идея ее не обрадует, но надеялась, что она хотя бы останется на ужин.

– Я не надеялся. Хотя сложно отказаться от моей стряпни.

– Да, – соглашаюсь я, признавая его кулинарные таланты. – Но она даже слушать не стала. У нее мнение по любому поводу.

– Она очень… консервативная, – говорит он, – я тебе это уже объяснял.

– И мама тоже, – я припоминаю некоторые ее замечания во время ужина. Она много раз упоминала, что мне стоит сходить еще на несколько свиданий.

– Да, но по-другому. Твоя мама просто… придерживается традиций. Она хочет, чтобы ты шла по традиционному пути со всеми свиданиями и свадьбой, потому что считает, что это единственный путь к счастью. А Мередит вовсе не такая. Просто она считает себя вправе тебя судить. Если другая подруга придет к ней с такой же сырой идеей, она ее поддержит. Скажет, что это очень независимо.

– Точно! – мне так нравится, как Гейб всегда понимает и облекает в слова все, что я чувствую, что я решаю не обращать внимания на его не очень приятный выбор прилагательных. Но вообще он прав. Идея действительно сырая. Но она уже поставлена в духовку.

– Мередит в меня никогда не верит, – продолжаю я, – ты видел, как она беспокоилась из-за Харпер? Как будто я могу начать рассказывать про оргии и героин при четырехлетней девочке!

– Тебе бы не помешала хорошая оргия с героином, – улыбается Гейб. Я не улыбаюсь в ответ, потому что злюсь. – И как она посмела приплести сюда Уилла? Как будто это ее дело, или как будто это вообще имеет значение.

Я иду к столу за новой порцией посуды, и Гейб тащится за мной.

– Ты вообще пыталась ей объяснить, как было дело? Она до сих пор думает, что ты ему изменила.

– Нет. Ни разу, – перебиваю его я.

Я знаю, что он думает, он знает, что думаю я, и нет никакого смысла снова это все ворошить.

– Ладно, ладно. Я просто спросил, – он поднимает руки.

По жесту можно было бы предположить, что он оскорблен, но я-то знаю, что пары резких слов для этого маловато.

Следующие несколько минут мы молчим. Я ополаскиваю тарелки, стаканы и приборы, а Гейб загружает их в посудомойку.

– Нет никакого смысла обсуждать древнюю историю, – я наконец пытаюсь смягчить свой отказ, – особенно с Мередит.

– Я тебя услышал, – бормочет Гейб.

– Я хочу сказать… все уже в прошлом, – я протягиваю ему последние ножи для стейков.

– Да, – соглашается Гейб, – что сделано, то сделано.

Как всегда бывает между лучшими друзьями, мы общаемся своеобразным кодом. В каждом нашем слове несколько слоев. Вечер, когда погиб Дэниел. И еще один вечер, много лет спустя, когда мы узнали, что не все так просто.

Это случилось через семь лет после смерти Дэниела. Мы с Гейбом собирались поужинать, но не имели конкретных планов, и в конце концов оказались в «Тин Лиззи», мексиканской забегаловке. Мы были вдвоем, что случалось нечасто, потому что мы с Уиллом вроде как собирались обручиться и одним из его условий было сокращение времени, которое я проводила с Гейбом. Он настаивал, что вовсе не ревнует, а просто считает мою дружбу с Гейбом «странной» (разумеется, это значило, что он ревнует). Я пыталась к нему приспособиться, и поэтому согласилась с его требованием.

Но в ту пятницу Уилл дал нам с Гейбом свое благословение, потому что собирался на мальчишник и полагал, что тогда я не буду ныть из-за стриптизерш, которые там наверняка будут.

– Что, Уилли разрешил тебе пойти погулять? – спросил Гейб за рыбными тако и ледяной «Короной».