Наталья Самойленко - Давай пошепчемся...

Руками прикасаясь к полотну

Из тысяч лиц по памяти скользящих,

Встречая там чужих, не настоящих,

Пытался уловить её одну,

Найти средь сотен женщин, не звучащих,

Мелодию свою и тишину…

Ты знаешь, сынок, что у мамы на сердце осень,

Что холодно ей, и под кожей идут дожди?

Она не расскажет, рукой утирая слёзы.

Ни слова упрёка, с улыбкой шепнёт: «Иди!»

Шагнёшь за порог, а она позади украдкой

Молитву прочтёт, перекрестит, зажжёт свечу.

И будет гореть под иконою ночь лампадка,

И ангелы тихо прижмутся к её плечу.

Дыхание, стон, даже мысли твои услышит.

Соседям прочтёт о тебе из газетных строк.

Ей нужно одно — чтобы годы бежали тише,

И ждёт она, ждёт, что вернётся домой сынок.

Вновь пробужденье утра. Бархат неба

в танцующих лучах зари рассветной.

Росы холодной мелкие монеты

дождём на землю сыплются. Предметы —

немного чётче, ярче. Солнце всюду —

обласканы поля, деревья, реки,

и озера серебряное блюдо,

и облака, что в суматошном беге,

толкают в спины белые друг друга.

В размытом мире за окном

трепещет хрупкий мотылёк.

Прозрачных крыльев полотном

изорван воздух, и бельмом

луна седая над холмом

повисла. Гаснет уголёк

зари закатной. Тени дня

укроет темноты навес.

Исчезнут краски за стеклом,

размытые слепым дождём.

Где мотылёк? Давно исчез.

Он средь заплаканных небес

ждёт в нежном трепете

меня…

Тихо. Навись хмурая. Прохладно.

Капли в крышу тук, тук-тук, там-там.

Ветер. Шелест листьев. Рёв надсадный.

Шум и грохот в окна — бам, ба-бам.

Струи — что канаты. Дождь стеною.

Хлыст небесный — оземь. Пелена.

Запахи густые. Вдруг волною —

Бум, там-там, тук-тук… и — тишина.

Синее небо в ладонях держу осторожно —

Сладкой воды родниковой прохладная нежность.

Ветер мотивы плетёт. Отчего-то тревожно.

Тихо мяукнул в кустах озорной пересмешник.

Губы едва омочила. Напиться бы вдоволь…

Капли прозрачные падают в прелые листья.

Вкус у воды родниковой медовый-медовый.

Запах — волнующе-мягкий, душистый-душистый.

Вот бы ещё хоть глоток, но свинцовые тучи

Свод затемнили, в ладонях вода почернела.

Воздух сгустился, стал вязкий, тягучий-тягучий.

Сойка мяукнула снова и прочь улетела.

Скоро гроза, но пред буйством покорна природа.

Я — покоряюсь, чтоб сердце не билось тревожно.

Чтобы с утра, если стихнет вдали непогода,

Синее небо в ладонях держать осторожно.

Потанцуем

с тобой

вальс?

Ночь шальная

закружит

вновь.

В ярких

звёздах

её

шаль,

Платье

в кружеве

облаков.

Поворот

и ещё круг.

Шаг вперёд

(раз, два, три) —

а-ах!

Я сгораю

в огне

рук

И тону

в голубых

глазах.

Гаснет томной

луны

свет.

Ускользаем,

сгустилась тьма.

Ни тебя, ни меня

нет —

Только вальс и…

зима… зима…

Трав зелёное наводнение,

Пашни жирные и глубокие…

Таю в нежности, жжёт волнение.

Разноцветие — сердце ёкает.

Солнце радует, греет ласково,

А земля парует — невестится.

Наслаждаюсь яркими красками —

Бесподобной Ярою — бестией.

И дышу, дышу спелым воздухом,

Пью росы созревшие капельки,

А весна идёт смелой поступью

И лицо её в рыжих крапинках…

Шаги уставшего прохожего

Слышны в ночи едва-едва,

А ветер-странник — гость непрошеный,

Туманит в лужах зеркала.

Роняет небо дождь мерцающий

На струны чёрных проводов.

Бредём во тьме, ища пристанище

Средь сотен съёженных домов,

В которых окна одинокие

Сигналят словно маяки.

Огни холодные, далёкие,

И мы, подняв воротники,

Идём, а ветер — гость непрошеный,

Туманит в лужах зеркала…

И по асфальта тонкой кожице

Шуршат шаги… едва-едва…

На газонах — заплаты мусора.

Ветер дунет — клубами пыль.

Гул машин — заунывность музыки.

Город в беге про всё забыл.

Цвет листвы не укроет серости

И оттенки её везде:

Небо хмурится, небо сердится,

Небо мается в духоте.

«Разверни свой плащ, дождь серебряный,

Плетью улицы отхлещи.

Освежи, отмой цвет их пепельный