Наталья Самойленко - Давай пошепчемся...

Листвы, что осталась на ветках (ржавеющий хлам).

Присыпала снегом травы грязно-серой останки.

Потом прекратила колючих ветров перебранку.

Морозом чуть-чуть припустив тишину по ночам…

Погладила нежно рукою пушистую спинку,

Шепнула ей: «Здравствуй, смелее входи на постой».

Позёмка скользнула по шерсти холодной, седой,

И с неба в ладони мои полетели снежинки.

Точно узоры скупые — неровные строки:

«Ах, я скучаю, мой милый»…и капают слёзы.

«Лето ждала, воздух сделался густ и морозен.

Видно опять разошлись и пути, и дороги.

Я не ропщу и не плачу — всё дождик-гуляка:

То разойдётся до ливня, то липкая морось.

Жду и надеюсь, надеюсь, что встретимся скоро.

Знаешь, и мне надоела душевная слякоть».

Чёрное небо, луна за окошком повисла.

В жёлтых огнях фонарей то стихами, то в прозе

Пишет в ночи о любви одинокая осень.

Ветер бросает прохожим опавшие письма.

Осенью спать неуютно в постели остылой.

Рваной листвы одеяло укутало сквер.

Грязными пятнами в редкой гниющей траве

Преет земля под опалью пелёсой. Уныло.

Дождь притащился, стучит и скребётся в окошко.

Серое небо вливается в серый асфальт.

Осень, накинув на плечи коричную шаль,

Тенью скользит по дворам точно рыжая кошка.

Трётся о ноги, царапает северным ветром,

Пьёт по утрам серебристо-молочный туман.

Ластится, глядя в глаза, только это обман.

Осень, октябрь, далеко до горячего лета.

***

Я в этом городе чужая.

Я мотылёк среди зимы.

Фонарь, горящий в зоне тьмы.

Я рельсы там, где нет трамвая.

Я не живу, не умираю.

Во мне пустые провода

И бесконечная среда,

Или метель в начале мая…

Я в этом городе чужая.

Я… а когда-то были — мы…

Остынут звуки, ржавь покроет слово,

Истлеют строки. Мысленный комок

Запрёт поэт однажды на замок.

Не станет песен горьких и медовых,

А нежность, под плащом своим холщовым,

Запрячет так, чтобы никто не смог,

Ни бросить в печь сомнений бестолковых,

Ни высмеять душевный монолог,

Ни упрекнуть, что слишком дерзок слог,

Чтоб отвести безжалостный курок

И уберечь от жадных нудных скряг —

Людей, что продаются за потёртый

пятак.

Снежинки поцелуй игривый

Скатился талою водой.

Летят, летят, ловлю рукой.

Сменился серый день дождливый

Снегопадением. Домой

Спешит прохожий суетливо,

Машины тащатся лениво,

Грязь превращается в подливу,

Деревья — с белой бородой,

А, может, кони с белой гривой?

И воздух чистый и густой…

Стою, дышу неторопливо,

Я — зацелована зимой.

Костром горят берёзы на восходе

Рыжеет тополь, жжёт рябины цвет.

Идёт октябрь, одетый не по моде —

В седой туман и розовый рассвет.

В ботинках — ворох листьев. Белый иней,

Как первые следы лихой зимы.

Небесный плащ тончайший — синий-синий! —

С декором из малиновой тесьмы.

Мы встретились случайно. «Ты не осень?» —

Спросил он и дыханием обжёг.

Ответила: «Нет-нет», а он серьёзен.

Твердил мне, что от страсти занемог,

Что помнит горечь нежных поцелуев,

Рябиновые бусы, дождь волос,

Что никогда он не любил другую,

И без неё сместилась жизни ось…

Я поправляю прядь его седую

И не могу сдержать горячих слёз.

В пустынном парке под листвы парчовым пологом

Бродила я, укрыта вязкой тишиной,

А разноцветья карусель кружила голову,

И небо в лужах волновалось подо мной.

Стонала старая скамья — «скрип-скрип» — застенчиво.

От ветра может быть, а может помня что:

Сидели мы на ней осенним долгим вечером,

Дыханьем руки согревал, потом… потом

Сказал, что «тропки жизни слишком переменчивы,

Судьба моя, увы, расходится с твоей,

Что есть другая — та, с которой вы повенчаны…»

А ветер бил в лицо — не плачь и не жалей…

Так много лет прошло, и ты и я — не молоды,

Но встречи жду в дожди и в жуткую метель.

Хочу, хочу, чтобы опять вскружила голову

В листве цветной любви шальная карусель.

Лето было недолгим. Прошло, ускользнуло, исчезло…

Натянув мне на хрупкие плечи сукно пиджака,

Осень с лёгкой улыбкой коснулась седого виска

И раскинула в небе холодном пригоршни созвездий.

С благодарностью я принимаю такую заботу: