Наталья Самойленко - Давай пошепчемся...

Но Виктор спал. Голова больше не болела. Тревога за друзей сменилась спокойствием. А сердце, сердце было до краёв переполнено новым для него чувством. Он только что увидел её океан. Страстный и бушующий, нежный и трепетный, загадочный и… Ах, если бы он слышал её мольбу, но он не слышал…

День клонился к вечеру. За окном зажигались лампадки фонарей.

А она стояла обожженная болью, не зная, что ей теперь делать…

«Заливая горе в стакан, долю в раз отхлебнуть, болью скрючиться и уснуть…» — ласково и жестоко убаюкивал её страх…

А в окно уныло и безразлично заглядывала луна…

Виктор проснулся и долго лежал в темноте, кожей ощущая её мягкость. Она обволакивала, ласкала и нежила. Он на мгновение задержал свое дыхание, чтобы услышать её — Наташу. И понял, что в комнате пусто. Тишина до этого такая манящая и трепетная, оглушила. Он приподнялся на локте и стал вглядываться в темноту, туда, где стояла кровать. На кровати Наташи не было. Виктор сначала сел на диване, потом встал и подошёл к кровати, потом — в кухню. Везде было темно, пусто и как-то холодно. Он включил свет и увидел на столе белый лист бумаги, исписанный мелким красивым почерком.

«Виктор, — писала Наташа, — простите меня (слова были зачёркнуты), нет, просто прощайте. Надеюсь, головная боль прошла и Вам легче. С Вашими друзьями всё хорошо. Я отдала им ключ. Они завтра придут, откроют Вас. Вещи принесут. Ах да, еда в холодильнике — это Ваш завтрак. Что-то я сумбурно пишу… За квартиру не беспокойтесь, она съёмная. Ребята запрут дверь и отдадут ключи хозяйке. Мы больше не увидимся, поэтому желаю скорейшего выздоровления, и …постарайтесь больше не попадать под горячую руку Андрея…»

В этом месте Виктор увидел, что чернила немного расплылись, видимо капнула слеза. Сердце его сжалось от предчувствия потери чего-то самого лучшего и необыкновенного, что он так и не получил от этой встречи. Но более всего ужаснула мысль, что и не получит никогда. Он налил себе воды из-под крана, сделал пару глотков и продолжил читать.

«Я рада, что судьба, хотя бы на несколько дней и ночей подарила мне встречу с Вами. Но всё «когда-нибудь исчезнет, как будто высохнет слеза»…

Простите, что пишу стихами. Я привыкла быть сильной и быть одной. Моё одиночество, длившееся несколько лет, вдруг от меня сбежало, благодаря Вам. Я перестала бояться… но это длилось всего миг… миг, за который я благодарю Вас, Виктор. Однако без одиночества, я как без кожи, не защищена ничем… А Вы близко, слишком близко и Ваши голубые глаза… я утонула в этом океане, и придумала… придумала, что нужна Вам, что не могу без Вас, что всё неслучайно… Эта драка в коридоре, мои двери, Вы…

Я не переживу ещё одного разочарования. Поэтому ухожу сразу, чтобы не прирастать к Вам даже в мыслях. Я сильная, и я справлюсь… я берегу свой мир и в нем больше никому, никому нет места… Наташа».

Виктору показалось, что он забыл дышать. Потом подошёл к окну и замер.

За окном шёл дождь, фонари отражались в лужах. От открытой форточки пахло сыростью и размокшим деревом. И никого, нигде никого…

Он не видел и не мог видеть, что по дорожке сквера под большим сиреневым зонтом, удаляясь всё дальше и дальше от дома, шла Наташа. Она двигалась медленно, не оглядываясь и как будто не замечая ничего вокруг. Рядом, семеня и радостно перепрыгивая через лужи, шагало одиночество. «Ты молодец, что послушала меня, — ворковало оно. — Ты же понимаешь, что только со мной свободна. Со мной спокойно, не о чем жалеть, не за кого беспокоиться, не о чем переживать. Я всегда вовремя прихожу к тебе. Конечно, мне надоело мёрзнуть одному на улице, а потом ещё карабкаться по водосточной трубе и находить лазейку, чтобы пробраться к тебе в комнату. Но, знаешь, я совсем не сержусь. Это твой каприз. Ну было и было… Теперь мы снова вместе. Хорошо же, правда?»

Одиночество, задавая этот вопрос, пыталось заглянуть в глаза Наташи, огнями светящихся в темноте окон. Там люди не спали. Они о чем-то, говорили, спорили, целовались — были не одни. От этого становилось ещё больнее.

— Зачем я ушла? Надо вернуться. — Наташа повернулась было назад, дом ещё не скрылся за поворотом дорожки. Но одиночество вцепилось в подол плаща и зашипело.

— Куда? Да он уже давно ушёл. Прочёл письмо и ушёл, а может и не прочёл даже. Ты нужна только мне… Ольга, подруга твоя, по телефону сказала, что поставила чайник… пошли, пошли… Она и я — всё что у тебя осталось… я её терплю, потому что, вы с ней похожи… две одинокие…