Леонид Свердлов - Воля богов!

— Не говори так о божественных дарах. Боги не виноваты. Что б мы ни делали, правы всегда оказываются они. А жизнь мне и самому уже не мила. Если ты думаешь, что моя смерть всех от бед избавит, то я готов биться с Менелаем, и если он меня убьёт, то пусть забирает себе и Елену, и всё остальное.

Парис глубоко вздохнул и опустил голову, осознавая, что слово «если» тут неуместно.

— Это правда? — переспросил Гектор. — Ты вступишь в бой с Менелаем и не обделаешься, не сбежишь, как только что?

— Куда мне бежать? — прошептал Парис и, не выдержав, расплакался. — Пусть я умру, если я всем мешаю. Будет вам мир, спокойствие, процветание, а Менелаю семейное счастье.

Растроганный Гектор похлопал брата по плечу и сказал:

— Ладно тебе. Может, ещё и обойдётся. Ты же любимец богов. Афродита тебе поможет.

От этих слов Парис расплакался ещё больше. Пожелание помощи Афродиты в бою прозвучало как злая шутка.

Гектор вернулся к войску, взошёл на колесницу и поднял вверх руку, призывая всех к вниманию.

Множество луков и копий нацелилось на него, но Агамемнон, который уже прискакал на место событий, крикнул:

— Не стрелять! Слушайте, что он скажет!

— Друзья и враги! — обратился к войскам Гектор. — Слушайте, что предлагает мой брат Парис, которого считают виновником нашей распри! Чтобы положить конец войне, он вызывает на суд богов царя Менелая, с которым при всех сразится в смертельном поединке. Победитель получит Елену и всё, что Парис забрал в Спарте, мы же заключим мир и расстанемся друзьями.

— Я принимаю вызов, — ответил Менелай. — Да решат судьба и боги, кому из нас победить, а кому погибнуть.

Бойцы обеих армий сложили на землю оружие, радуясь, что война наконец завершится. Греки в любом случае хотели домой, а троянцам было всё равно, победит Парис или умрёт: после его сегодняшней выходки к нему уже никто не испытывал симпатии.

Царь Приам вышел на городскую стену, чтобы наблюдать за подготовкой к поединку. С ним пришла и Елена. Старик опирался на её руку. Когда они вышли, все обернулись на жену Париса и каждый, как бы он ни относился к её мужу, подумал, что его можно понять. За прошедшие годы Елена только похорошела, если такое вообще возможно.

— Садись рядом со мной, дочка, — сказал ей царь. — Ты ни в чём не виновата. Все мы стали жертвами божественной склоки. Ты, наверное, со всеми греческими командирами знакома? Расскажи, кого мы сейчас видим.

— Конечно, я их всех знаю, — охотно ответила Елена. — Все тут были моими женишками или к мужу в гости заезжали. Вон там мой бывший. А это его брат Агамемнон. Его все особенно уважали. Его Микены вроде как столица Эллады.

— Да, это заметно, — согласился Приам. — Видал я армии, но такого большого войска мне ещё встречать не доводилось. Редкий военачальник соберёт столько народу.

— А этот, что пониже Агамемнона, но шире в плечах, Одиссей, — продолжала Елена. — Этому палец в рот не клади.

— Он приходил к нам с Менелаем на переговоры в самом начале, — вмешался Антенор. — Менелай из них двоих явно покрепче, посолиднее, это особенно хорошо видно, когда оба рядом стоят. Но как сядут, так сразу Одиссей становится более представительным, а как заговорит — заслушаешься.

— А вон тот высокий и широкоплечий — Аякс с Саламина, — продолжала Елена. — Среди всех он считался самым лучшим воином. А рядом с ним, ростом пониже, его друг, тоже Аякс, он из Локриды. Их все, чтоб не путать, называли Аякс Большой и Аякс Малый. Вон там Диомед из Аргоса. Друг Одиссея. Много знакомых лиц, только вот что-то братьев моих Кастора и Полидевка не видно. Странно. Они всегда приходили воевать, если меня похищали.

Между тем всё было подготовлено для поединка. Гектор и Одиссей осмотрели и оградили место предстоящего боя, жребием определили, кто будет бить первым. Жребий выпал Парису, что его, впрочем, не очень обрадовало. Он наблюдал за происходящим отрешённо и равнодушно. В победу он не верил и чувствовал себя приговорённым к смертной казни. Он прощался с жизнью, которая была короткой и интересной, как и обещал когда-то Гермес. Ему было жаль, что он принёс людям столько зла, но он ни в чём не раскаивался, считая, что только исполнял волю богов. Он думал, что во всяком случае больше зла уже никому не причинит, и это делало его смерть немного героической, что-то вроде самопожертвования. Первый удар давал ему шанс немного побороться и умереть красиво.

Пока противники надевали доспехи, троянцы и греки, перемешавшись, расселись вокруг, предвкушая интересное зрелище, пир по поводу заключения мира и счастливое окончание надоевшей всем войны. Поговаривали, что этот поединок надо было устроить с самого начала и не валять дурака столько лет.