Леонид Свердлов - Воля богов!

На следующем собрании богов он взял слово и сказал такую пламенную речь, что многие присутствующие не смогли разобрать ни слова. Страдания в подвале Сизифа и последовавшая болезнь отбили у него олимпийское спокойствие и присущую богам надменную сдержанность. Он топал, размахивал руками, срывался с крика на визг, вводя коллег в смущение и недоумение.

— Ну что ты, братец! — попытался успокоить его Зевс, когда Аид замолчал, то ли закончив, то ли собираясь с новыми силами. — Тебе тяжело пришлось, мы сочувствуем и всё понимаем. Скажи только, чем мы можем тебе помочь. Может, тебе материалы какие-то прислать? Или хочешь, мы у тебя в подземном царстве гастроли Орфея устроим?

Аид опять заорал что-то неразборчивое.

— Спокойнее, брат! — дружелюбно сказал Зевс, дождавшись конца речи. Кажется, громовержец был единственным, кто разобрал какие-то слова разнервничавшегося бога. — Мы же решили эту проблему. Всё в порядке: люди теперь снова умирают. Умирают ведь, а, Гермес?

— Как мухи мрут, Кроныч! — бодро отрапортовал посланник богов и с готовностью протянул свиток со списком недавно умерших.

— Ну вот, — сказал Зевс, передавая его Аиду, — а ты беспокоишься. Вот они, покойники, разве мало?

— И где они все?! — взвизгнул Аид.

— Война нужна! — закричал Арес, вскакивая со своего места. — Будет война — будут и покойники!

— Сядь! — рявкнул Зевс. — Когда я давал тебе слово? Гермес, объясни нам, куда деваются покойники, почему они не доходят до Аида.

Гермес неохотно поднялся со своего места и проворчал:

— А что сразу я? Что мне покойники? Рожаю я их, что ли? Успехи медицины не по моей части.

— При чём тут медицина? — отмахнулся Зевс. — Мёртвых воскрешать медицина ещё не научилась, это даже боги не всегда могут.

Гермес замялся, посмотрел на Аполлона, но, не получив от него никакой поддержки, сказал, ковыряя пальцем стол:

— Ну вы же знаете Асклепия. Он парень умный и дело своё знает и любит. Иногда только увлекается и теряет чувство меры. Кто ж его за это осудит?

— То есть Асклепий воскрешает мёртвых? — резко спросил громовержец, ставя Гермеса в тупик таким прямым вопросом.

Молчание Гермеса было достаточно красноречивым ответом. Зевс, нахмурившись, включил ясновизор и быстро просмотрел, чем занимался самый известный в Элладе врач Асклепий последнее время. Сомнений не было: доктор вопреки всем обычаям и предписаниям вмешивался в то, чем разрешается заниматься только богам: в вопросы жизни и смерти. Он воскрешал мёртвых, и те, кто уже был предназначен Аиду, с его помощью успешно уклонялись от последнего путешествия в подземное царство.

— Ишь ты, Прометей выискался! — возмутился Зевс, расчехляя перун. — Гуманист проклятый!

Аид вскочил и снова начал было возмущённо причитать, но раскат грома остановил его. Молния пронеслась от перуна Зевса вниз, на землю. Громовержец сверился с ясновизором и удовлетворённо вздохнул: «Ну вот и нет Асклепия!»

Аид сел, но теперь вскочил Аполлон.

— В чём дело? — строго спросил Зевс.

— Асклепий мой сын!

— Да что ты говоришь! — с издевательским притворством воскликнул громовержец. — Воспитывать детей надо! Объяснять, что можно, а что нельзя. А то ведь совсем распустились! Если люди умирать перестанут, то чем же они от богов будут отличаться? Всё, собрание закончено. Налей! — Зевс отвёл в сторону руку с пустым кубком. — Да не ты! — капризно крикнул он, отдёргивая кубок, когда его дочка Геба подошла к нему с кувшином нектара. — Пусть Ганимед нальёт!

Мальчика Ганимеда Зевс недавно притащил из Трои на Олимп, обожествил, сделав его детство вечным, и всё никак не мог ему нарадоваться.

Отхлебнув, громовержец встал и, опираясь на плечо Ганимеда, пошёл к себе во дворец. До слуха богов донеслись его слова: «Ганимед, а ты уже когда-нибудь видел голого мужчину?»

Гера с ненавистью посмотрела им вслед.

Собрание закончилось, и боги разошлись. Один лишь Аполлон остался на месте и тупо глядел перед собой.

Удивительное дело: самый некрасивый из всех богов — Гефест, от которого даже родная мать отвернулась, был женат на красавице Афродите, а самый красивый бог — Аполлон не только не был женат, но и из всех богов, пожалуй, был самым неудачливым в любви. Отпугивало ли девушек его высокомерие, или каждая из них считала, что у Аполлона уж таких, как она, десятки, а у него в результате обычно никого и не было. Лишь изредка ему, казалось, улыбалось счастье, но оно было скоротечно, как молния, лишь на одно мгновение освещающая черноту затянутого тучами ночного неба.