Леонид Свердлов - Воля богов!

— Из-за этого я с тобой драться не буду. Не подобает богам драться из-за смертных.

— Слова, достойные мужчины! — иронично заметила Артемида. — Хороший повод, чтобы уклониться от битвы.

— Так ты битвы хочешь? — злобно осклабившись, прошипела Гера. — Будет тебе битва.

Она схватила левой рукой Артемиду за руки, а правой сорвала с её плеча лук и принялась хлестать её по голове, приговаривая:

— Ты этого хотела, сучка?! Этого хотела?!

— Ты с ума сошла! Перестань! — захныкала Артемида и, вырвавшись, убежала, вытирая локтем слёзы.

Она прибежала на Олимп, села у ног Зевса и расплакалась, положив голову ему на грудь.

— Пустое, доченька. Бывает, — рассеянно пробормотал громовержец, проводя ладонью по её волосам.

Он увлечённо смотрел по ясновизору битву богов, развернувшуюся на Иде, усмехался в бороду и говорил про себя: «Детский сад».

Мать Артемиды, Лета, взяла оброненный Аресом меч, не вынимая из ножен, занесла его над головой и набросилась на Геру, но на её пути оказался Гермес. Со своей обычной очаровательной улыбкой он поднял руки и сказал:

— Сдаюсь, признаю своё поражение и молю о пощаде!

Лета кинула меч, подняла с земли брошенный Герой лук, собрала рассыпанные Артемидой стрелы и удалилась вслед за дочкой.

А троянцы в это время врассыпную бежали к городу, мечтая только о том, чтобы скрыться за его неприступными стенами от гнева неукротимого Ахилла. Отстававшим не было от него пощады.

Агенор — сын троянского советника Антенора, казалось, чувствовал за своей спиной дыхание смерти. «До ворот не добегу, — думал он. — Что делать? Свернуть в сторону? Ахилл не станет гнаться за мной одним. Отсижусь где-нибудь в кустах — авось меня не найдут. А если найдут? Убьют как собаку. И почему я должен бежать? Ахилл такой же человек, как и я. И мне, и ему когда-то предстоит умереть».

Страх вдруг сделал Агенора храбрецом. Он остановился и повернул навстречу врагу. Закрывшись щитом, он прицелился и метнул копьё. Удар был точен. Копьё Агенора попало в ногу Ахилла там, где она не была защищена божественными поножами. Если бы Ахилл был обычным человеком, то полученная рана непременно заставила бы его остановиться, но его неуязвимое тело не получило даже царапины.

Агенор был обречён. В глазах у него потемнело, и он, стоя на городской стене, вдруг увидел самого себя, стремительно убегающего от Ахилла. Агенор протёр глаза, ощупал себя и убедился, что всё ещё жив. А Ахилл, прекратив преследование спасавшихся в городе троянцев, гнался за одним лишь Агенором. Тот проявил при этом удивительную прыть. Как Ахилл ни старался, сократить дистанцию он не мог. Агенор убегал от него до тех пор, пока троянцы не скрылись за стенами и ворота за ними не закрылись. Тогда Агенор остановился.

— Умри! — закричал Ахилл, кидая в него копьё.

Аполлон, обернувшись, поймал копьё на лету и отшвырнул его в сторону.

— Умереть? — насмешливо спросил он. — Ты хочешь убить бога? Дурак! Ты даже не понял, за кем гнался. А троянцы между тем уже в безопасности. Кидайся теперь на стену, отважный герой.

— Обманул, гад! — прошипел Ахилл. — Нарочно от города увёл. Ничего, и до тебя когда-нибудь доберусь.

— Трепещу от ужаса.

Аполлон ухмыльнулся и растворился в воздухе.

А в городе Приам метался у ворот, спрашивая всех о Гекторе. Никто не мог сказать ему ничего определённого. Среди спасшихся бойцов его не было. Вдруг со стены послышался крик. Кто-то увидел Гектора, стоящего снаружи перед закрытыми воротами.

По приказу Приама ворота немедленно открыли, но Гектор не сдвинулся с места. Напрасно Приам звал сына, напрасно Гекуба умоляла его пожалеть родителей и спастись в городе от верной смерти. Он стоял неподвижно, как завороженный глядя на блеск доспехов приближавшегося Ахилла.

Он вдруг осознал свою преступную самонадеянность и понял, что виноват в гибели несчётного количества боевых товарищей. Он пожалел, что не дал грекам сесть на корабли и спокойно уплыть домой; что, воспользовавшись предательским ударом Аполлона, убил Патрокла и хотел надругаться над его телом; что, зная о возвращении в строй Ахилла, послал своих бойцов в кровавую и безнадёжную битву вместо того, чтобы укрыться за стенами, которые защищали троянцев во время восьми лет осады; что безрассудно поверил в милость богов, вообразив, что они теперь всегда будут ему помогать.

Он не мог теперь спасаться вместе со всеми, не представлял себе, как он живой будет смотреть в глаза вдовам и матерям погибших по его вине троянцев. Убив Ахилла, он искупил бы свою вину, но он знал, что убить Ахилла невозможно, и, как обычно, не думал о последствиях, а ведь в сложившихся обстоятельствах его смерть была равносильна дезертирству.