— Почти не понимаю, — я окончательно запутался.
— Ах, все очень просто. И, конечно же, вы понимаете. Это место только для тех, кто понимает. Вас бы здесь не было, если бы вы не понимали. Да и ключ бы не подошел. Вход непонимающим сюда закрыт. Вообще закрыт. Навсегда. Навеки. На все времена, — она перестала морщить нос и коротко подытожила:
— Здесь только те, кто понимают.
Агафья Тихоновна взмахнула плавником и в одно мгновение стены превратились в бесконечные стеллажи с книгами.
— Вот ваши родители. Мы не говорим про тело. Мы говорим о духовных родителях. Тело — как соединение хромосом, а осязаемая вашим Разумом частичка Сознания — как воплощение полученной в течение жизни информации. Не только вашей жизни, — Агафья Тихоновна опять села за стол и сняла очки, которые тут же растворились в пространстве, — кстати, книги, представленные в нашей библиотеке — это все те книги, которые вы уже прочитали. Узнаете? Каждую из этих книг вы держали в руках, а с многими из них даже прятались под одеялом с фонариком, когда отец, мать или бабушка запрещали читать ночью, — акула придвинулась к столу и оперлась на него своими плавниками, — у вас есть бабушка?
— Да, есть. Конечно, есть, — я был сбит с толку и даже не пытался это скрывать.
— Вот и хорошо. Бабушки вносят очень большой вклад в воспитание детей, вы со мной согласны?
— Думаю, да. Бабушку тоже надо убить?
— Всенепременно и обязательно! Убить! Безжалостно и безразлично! Обязательно убить! Но что-то мы отвлеклись, — Агафья Тихоновна покрутила головой вокруг, и будто вспомнив о чем мы говорили, продолжила:
— Эти книги и есть ваши духовные родители. Это они формировали ваше Сознание на протяжении всей вашей жизни. Вам придется попрощаться с ними, поблагодарить их за все и уничтожить, уничтожить, конечно, внутри себя, и только в том случае, если у вас есть желание попробовать следующее блюдо, — акула говорила все более непонятно, но где-то в глубине самого себя я чувствовал, что понимаю смысл сказанного. Агафья Тихоновна утвердительно кивнула головой, — убить свой опыт и все полученные знания и навыки. Ведь только после этого можно начать писать собственную книгу. Свою собственную историю. Она-то и будет Началом.
— Собственную?
— Да, да, да, да, — она продолжала кивать, — собственную. Именно собственную. Свою. Личную. Возможно, немного субъективную, но свою персональную, родную, закадычную и задушевную. Настоящую книгу. Ах, этот Свет, такой проказник, — вдруг ни к тому ни к сему сказала она, — он заставляет нас верить в иллюзии, — да вы ешьте, ешьте, — акула плавником придвинула ко мне тарелку со стейком, — кстати, а я упоминала что повара у нас нет? — Агафья Тихоновна исподтишка наблюдала за мной и, казалось, не ждала ответа на свой вопрос.
Воспользовавшись ножом, я положил кусок мяса в рот и начал жевать. Мясо было пресным, сухим и совершенно не соответствовало своему внешнему виду. Складывалось впечатление что я ем бумагу, искусно выкрашенную талантливым художником-натюрмортистом. Однако, надо признать, что в этот момент вкус меня волновал в самую последнюю очередь.
— Убей свинью! Убей свинью! Убей свинью! — кричала Агафья Тихоновна подбадривая и подгоняя меня, а дракон лежа на полу всем своим видом выражал свое с ней согласие.
В тот момент больше всего на свете мне захотелось принять правила пока непонятной мне игры и подхватить:
— Убей свинью! Убей свинью!…
В то время пока я ел, в комнате начало происходить нечто необычайное и не поддающееся объяснению. Книги на стеллажах, появившиеся по мановению акульего плавника, оказались не настоящими, они, словно нарисованные, растворялись сами по себе, и краски стекали по стенам разноцветными ручейками. Дракон с все большей жадностью поглядывал на них, его зрачки вытягивались в линию, приобретая хищность, но он продолжал лежать на полу без движения. Драконий желудок был полон, а рептилиям, как известно, требуется провести определенное время в покое чтобы переварить пищу и снова стать голодными и подвижными. Да и можно было ли ему столько есть после сорока одного года вынужденной голодовки — тоже вопрос.
Агафья Тихоновна вскочила из-за стола и одним прыжком одолев расстояние до стены, быстро плавала вдоль нарисованных книжных полок, держа в плавниках различные пустые емкости, и ловко собирала в них стекающие краски. Для каждого цвета был свой сосуд.
— Не только свой сосуд, — обернувшись, она будто ответила на мои мысли, ибо вслух я ничего не произнес, — но и свое Время и свое предназначение. Да вы ешьте, ешьте.
Читать дальше