— Но…
— Никаких но, — акула смеялась, — в срисовывании есть элемент и настоящего творчества — созидания — ибо художник, как впрочем и музыкант или скульптор, или писатель, срисовывая или списывая с какого-то другого Мира свои произведения, добавляет частицу себя и заставляет их, свои произведения, жить в новой, в еще не прожитой ими реальности.
— Но каким образом?
— Нарисованная и законченная картина являет собой полный и единый живой Мир и в ней так же, как и в любой другой Вселенной, начинает протекать жизнь.
— Если жизнь протекает, то что-то должно изменяться с течением Времени, но ведь картина статична и неизменна! Она закончена художником и никогда более не станет другой! Так о какой жизни мы говорим?
— Каждый, кто смотрит на готовое произведение, и испытывает какие-то чувства, питает картину, меняет ее Энергию, наполняет ее новыми красками, если хотите.
— И это незаметно глазу?
— Многое незаметно глазу. Вы, люди, так привыкли к одному проявлению Жизни — изменчивости во Времени и Пространстве. Но я вас уверяю, что есть во Вселенной и формы жизни, недоступные ни вашему пониманию, ни вашей логике. И это тоже Жизнь. Поймите же наконец, что изменчивость во Времени не является необходимым условием проявления Жизни. Жизнь — понятие настолько широкое, что его невозможно охватить человеческим разумом.
— Жизнь? Но как это происходит, так сказать, технически?
— Жизнь! — Агафья Тихоновна утвердительно кивнула, — Самая что ни на есть настоящая Жизнь. А вы как думали? Сознание того кто творит, срисовывает уже существующий Мир где-то там, — она посмотрела на небо, — измерением выше, ну скажем в четырехмерном Пространстве, и создает такой же живой Мир где-то там, — акула посмотрела вниз, — измерением ниже, где-то в двухмерной Пространстве. Сам создатель находится точно посередине — в нашем, трехмерном Пространстве, которое сам художник или, скажем, творец, считает единственно возможным. И единственно же реальным.
— И картины и книги тоже живы?
— Именно так как вы сказали. Тоже. Живы.
— Но получается что и мы сами тогда являемся чьим-то произведением? Творением какого-то четырехмерного персонажа?
— Получается что так, — Агафья Тихоновна хитро прищурилась и начала рисовать какие-то линии на красной поверхности звезды, изображая при этом полнейшее равнодушие.
— Не нашего ли автора люди называют Богом? — я затаил дыхание в ожидании ответа.
— Мне это неизвестно, — акула покачала головой, — но скорее всего Бог — это плод фантазии самого человека.
— Но если все что приходит к нам в голову — реально, то и мысли о Боге делают реальным и самого Бога?
— Да, согласна. Но представьте себя на месте Бога. Вы написали картину и повесили ее в рамку на стене. Приходите ли вы к ней время от времени, пытаетесь ли вы услышать в ней жизнь, которую несомненно, вы же сами и породили, написав эту картинку?
— Нет, — я грустно понурил голову, — не прихожу. Я вообще не считаю ее живой.
— Не надо грустить, — Агафья Тихоновна потрепала меня по плечу, — даже если бы вы и приходили, то не услышали бы ровным счетом ничего. Ибо Жизнь в картине совершенно другая и вы не можете общаться с ней привычными вам способами в принципе. Хотя, конечно, я допускаю такую возможность, — она усмехнулась, — что жители полотна ежеутренне и ежевечерне обращаются к вам с молитвой дорисовать им что-то или покарать неверных, — акула засмеялась, — и заодно всех тех кто не обращается к вам за помощью.
— И что, их никак нельзя услышать?
— Никак, — Агафья Тихоновна с полным безразличием к судьбе целого народа, пусть и придуманного, пожала плечами.
— Но почему?
— Потому что они другие. Понимаете, другие. Просто другие. У них своя, отличная от нашей, форма этой самой Жизни. Возможно, для получения Энергии им нет необходимости перерабатывать сахара, возможно, химические элементы не играют в их Мире никакой роли, возможно они вообще питаются вашим вниманием, понимаете? Они другие. И ваши реальности точно никогда не пересекутся. Как не пересекутся движущиеся поезда с летящими самолетами. Они живут в других реалиях. И именно поэтому с точно таким же упорством вы можете обращаться к создателю вашего собственного Мира, к какому-то четырехмерному существу, который сделал свой собственный макет своей собственной четырехмерной Вселенной, и который стал нашим Миром, нашим родным, трехмерным домом, — Агафья Тихоновна пару раз качнула головой в подтверждение своих слов, — но он, ваш четырехмерный создатель, к моему великому сожалению, вас никогда не услышит и не поймет.
Читать дальше